– Ну, если так… – Аке был обрадован приглашением, но стеснялся показать свои чувства. – Коль шкура лишняя у тя есть, то я на ней и приютился бы…
– Шкуры нет, зато есть широкая кровать, чистое белье и свободная к… Комната.
Старик чуть было не проговорился и не произнес «келья». Преждевременное разъяснение, что жилье – это здание старой, тесной церквушки, могло отпугнуть здоровяка. Получив вместо ответа легкий кивок головой, Патриун бросил на бочонок пару серебряных монет, случайно найденных в опочивальне аббата Курвэ, и направился к выходу. С тоскою во взоре огладив на прощание милый бочонок, прослуживший ему несколько дней и столом и кроватью, охотник собрал в котомку скромные пожитки и последовал за стариком.
* * *
После гама и грохота шумного застолья так приятно оказаться в упоительной тиши ночи. Даже холод и ветер, извечные враги стариков, не терзали дряхлое тело священника. Патриун и его новый товарищ не спеша брели по пустынным улочкам ночной Марсолы и, не сговариваясь, хранили молчание. К чему говорить, если темы пока исчерпаны. Конечно, охотник мог поведать кое-какие нюансы жизни в столице новых земель, но ответов на первостепенные, самые важные на данный момент вопросы он не знал. Прежде всего, священника интересовали подробности о вожаках кланов, называемых охотниками на древний манер дружинами. Ни с одним из троицы дворян, решивших позаигрывать с чернью, Аке не был близко знаком. Он их видел издалека на общинных сборах и ни разу даже не стукал своей пивной кружкой по их хрустальным бокалам. О тонкостях отношений общины с губернатором и с комендантом Аке тоже не ведал, разве что знал, что и первое, и второе лицо колонии весьма благосклонно относятся к организации вольных стрелков, считая ее очень-очень надежным союзником при решении как силовых, так и иных вопросов.
О смерти священников Патриун не услышал на сборе ни слова, о ней просто забыли, как о любом рядовом событии, неспособном удержаться в памяти обывателей долее пяти дней. Немного обнадеживало, что охотники – еще далеко не все жители Марсолы, и, судя по реакции наиболее скептично смотревшей на вопросы духовности группы лиц, нельзя было оценивать отношение в колонии к Индорианской Церкви в целом, но то, что лесному люду позволили устраивать пиршества и гуляния в святилище, уже говорило само за себя. Если бы священник провел с утра мессу, то вряд ли на призывный звон церковного колокола собралось более двух-трех десятков старушек. Позиции индориан заметно ослабли, но аббата Курвэ и его почивших помощников нельзя было за это журить, не говоря уже о том, что искать виноватых – самое последнее дело. Мучил отца Патриуна и вопрос, зачем его послали на новые земли и какие указания ему должен был передать при встрече аббат? Состояла ли его миссия в возрождении Веры на лесном берегу, в предотвращении назревающего мятежа или в чем-то ином, более важном как для Церкви, так и для филанийского двора?
Парочка уже прошла большую часть пути от оскверненного пьянством храма до старой церкви, когда своенравный бродяга-ветер, меняющий направление чуть ли не ежеминутно, донес до их ушей странный звук.
– Тише, – прошептал Патриун, остановившись и прислушавшись.
Проказник-ветер сменился опять, привлекший внимание священника звук затих. Сколько полуночники ни напрягали слух, они так и не услышали ничего, кроме отрывистого собачьего лая да пронзительных взвизгиваний сварливой жены, корящей мужа за отсутствие должного внимания к ее персоне и за хроническое безделье.
– Ладно, пошли, – Аке легонько подтолкнул старика, – обычная драка. Напились мужики да морды друг дружке чистят. Потом устанут, дрыхнуть отправятся, а там по утрянке мировую заключат. Дело житейское, дело знакомое…
– Не скажи, дружище, не в каждой драке слышатся предсмертные стоны и лязг стали…
Аке удивленно вскинул густые брови и, не моргая, уставился на самоуверенного старичка, пытаясь разобрать, шутит ли тот или впал в старческое чудачество. Еще никто из напарников, ходивших с ним и на кабана, и на медведя, не додумался упрекать его в глухоте. Услышанный ими звук был кратким, доносился издалека, и охотник не смог разложить его на отдельные составляющие. Он не сумел, а древний старичок смог… это уже попахивало оскорблением!
– Думаешь, из ума выжил или издевку задумал? – прочел мысль, буквально написанную на лбу напарника, Патриун. – Давай-ка, пошли!