Угроза прозвучала негромко, но по всему залу прокатилась волна недовольного перешептывания. Большинство воров обладает отменным слухом, по возможностям восприятия почти столь же чутким, как обоняние вампиров. В жизни Дарка еще не бывало, чтобы он так быстро нажил столько врагов, а может, и бывало, но только память не сохранила этого неприятного воспоминания.
– Эх, парень-парень, – без капельки злости и даже с искренним сочувствием в голосе произнес торговец запрещенными товарами, почесывая бородку и печально покачивая головой. Не те слова, не в том месте! Советую перед уходом напиться. Когда в стельку, говорят, не так больно на нож напарываться…
В словах похожего на гнома-переростка контрабандиста был смысл. Действительно, Дарк почувствовал, что почти весь зал проникся к его персоне откровенной неприязнью. Здесь бы ему вряд ли что сделали, но стоило ему лишь покинуть «Последний приют», как нашлось бы с дюжину желающих совершенно бесплатно, исключительно ради собственного удовольствия, отправить его в последний путь. Единственное, что оставалось моррону, – это убедить собравшихся в «Последнем приюте» воров, убийц и разбойников, что он им не по зубам; вынуть из их злодейских душ ненависть и вселить туда страх, тем более что верный способ для такой неравноценной замены имелся. Дарку нужно было всего лишь показать присутствующим то, что он уже долее часа скрывал под плащом. Негативное же отношение городских лиходеев к страже было лучшим гарантом, что на него не донесут, по крайней мере без особой надобности…
– Ага, охотников-то завсегда много находится, – зловеще рассмеялся Аламез, небрежно сбросив на пол скрывавший его тайну плащ, – да только кишка у них тонка оказывается. Я знаю… сам проверял!
Полторы дюжины пар глаз одновременно расширились, когда им предстали драные штаны и камзол, покрытые потрескавшейся коркой запекшейся крови. Никому и в голову не пришло, что это кровь стоявшего перед ними человека, а не жизненная влага, выпущенная им из жил врагов. Для усиления и без того шокирующего эффекта Аламез распустил собранные на затылке в пучок волосы и вызывающим взором обвел мгновенно притихший зал. Когда же окровавленные, все еще липкие волосы коснулись плеч и лба, Дарк из обычного, несдержанного на язык глупца превратился для воровского собрания в не знавшее пощады божество войны и убийства, принявшее недавно кровавую ванну и случайно позабывшее обтереться полотенцем.
– Во оно как! – многозначительно хмыкнул Грабл, смотревший теперь на просителя совсем иными глазами. Значица, ты того… боец… Ну и што ж те надоть?
– Оружие и одежду, – по-армейски четко заявил Дарк, несказанно обрадованный не только тем, что разговор наконец-то вошел в нужное русло, но и тем, что ему уже не придется вновь облачаться в грязный, изрядно провонявшийся плащ.
– А с деньжатами как? – вопросил Грабл, решивший сделать-таки исключение и поторговать с имперцем.
– Водятся!
– Вот и славненько, а то я в долг не даю и услугами не принимаю. Я и сам кого хошь, если што, упокою! – заявил контрабандист, ухмыляясь. – Ладно, пошли! Нечего народец кровякой пужать, а то не ровен час стошнит еще кого на соседа… мордобоюшка начнется! Мы ж людишки спокойные тута собрались, нам подобного дерьмеца здеся не надоть!
Грабл чинно и важно поднялся из-за стола и, подав Аламезу рукой знак следовать за ним, вразвалочку прошествовал почему-то не к выходу, а к двери, ведущей в подсобные помещения. Только сейчас моррон догадался, что беседовал не с завсегдатаем, а с настоящим хозяином заведения, считавшим, однако, что у него имеются куда более важные дела, чем денно и нощно надрываться за стойкой, разливая посетителям пиво.
Глава 6
Торги по-филанийски
Кавалеристу дико наблюдать, как пехота месит грязь сапогами, и он даже не допускает мысли, что при неблагоприятном стечении обстоятельств мог бы оказаться не на коне, а среди пеших солдат. Крупному торговцу смешны обороты базарного лоточника, а благородная дама не в силах понять, как простолюдинки умудряются тратить на утренний туалет всего какие-то четверть часа, когда ее одну дюжина расторопных служанок успевает одеть и умыть за целых два, а то и три часа. Разные образы жизни порождают неприятие иного, отличного от того, к чему сам привык, а это, в свою очередь, приводит к осознанному или подсознательному презрению всего, что неприменимо лично к тебе.