Особенно,... 
16 
Итак, помощники набивали желудки, соревнуясь, кто больше съест, а в это время в спальне...
Николай Ефремович был в сознании. От большой дозы принятого виски у него всего лишь нарушилась координация, а вообще-то он все соображал. Конечно, его заело, что парни так небрежно обошлись с ним, бросили абы как. Ноги свешивались с кровати и уже затекли.
– Думаете, я в полной отключке? – бормотал он, лежа на спине и собирая силенки, чтобы лечь комфортней. – А вот и не в полной. Я запомнил и обиделся. Завтра вам вставлю фитиль. Обоим. И подожгу. Вы меня запомните, по всем этажам ракетой пронесетесь.
Сабельников повернулся наконец набок и увидел... маленького, волосатенького, размером с пол-литровую бутылку нахаленка. Николай Ефремович прищурил один глаз, протянул руку и залепил в крохотный лобик щелчок. Нахаленок кубарем свалился с кровати, а удовлетворенный Николай Ефремович подтянулся на руках, посмеиваясь и взбираясь с ногами на постель.
– Кто здесь? – спросил он, с трудом ворочая языком, ибо ему вдруг померещилось, что в кресле кто-то сидит. Стало любопытно: неужели к нахаленку прибыло подкрепление?
– Я, – тихо отозвался некто в кресле. Нахаленки не разговаривают никогда, только препротивные рожи корчат и пищат.
– И кто ты? – ничуть не удивился Сабельников.
– Ким Рощин. Помнишь такого?
Еще бы! Но Николай Ефремович снова не удивился, а выпятил нижнюю губу, прикидывая в уме, с какою целью его навестило привидение.
– Покажись, – с усилием сел он на кровати, всматриваясь в полумрак.
Рощин встал с кресла. Сабельников склонил голову на один бок, на другой, и удостоверившись, что перед ним действительно Ким Рощин, замахал руками на всякий случай:
– Изыди! Чур меня, чур!
– Зря машешь, не изыду, – спокойно сказал тот.
– А, понял! Ты за мной пришел? – В вопросе послышалась угроза: мол, просто так меня не возьмешь. – За мной?
– Пока нет.
– Тогда зачем? – Вот теперь Сабельников удивился. – Что надо? Ты ведь умер.
– Ты убил меня... – тихо сказал Рощин. В голосе послышалась живая ненависть. Ненависть человеческая, а не призрака, сильная и страшная, от которой у мэра похолодело внутри.
– Я? Неправда, – шепотом произнес Сабельников. – Я не убивал тебя. Ты сам умер, сам. Значит, ты пришел мстить?
– Разве ты никому не мстил? – Николаю Ефремовичу показалось, что Рощин усмехнулся. – Ты мстил по таким мелочам, что вспоминать противно. Мстил жестоко и коварно. Более того – тебе всегда было мало мести – требовалось раздавить. Вспомни, как ты принимался за обыкновенных людишек, за фуфло, как ты говорил – за рабочих лошадок на заводах, в школах. Ты – местный царек, а занимался не царским делом, потому что сам фуфло, скот и законченный алкоголик. Ты большой-большой кусок тухлятины.
– Ну и что? – набычился Сабельников. – Мне это говорили не раз всякие вонючки вроде тебя. Я на вас всех положил... Тебя нет! И сейчас я разговариваю не с тобой. Что, съел? Мне психопат в больнице, врач то есть, сказал, что никого вас нет. И этих тоже нет... Пошли вон, суки зеленые! – шикнув, он смахнул с постели, как будто крошки, рассевшихся рядом нахалят.
– Что ты делаешь?
– Не видишь, чертей прогоняю, – огрызнулся тот. – Приходят, рожи свои суют, в карманы лезут, твари. И ты пришел с того света... уличать. Что, думал, испугаюсь? А вот тебе раз! Вот тебе два! – Пальцы обеих рук Сабельников с трудом сложил в фиги и потряс ими. – Никого не боюсь! Ну, что вы мне сделаете? В ад унесете? Я и там найду местечко, вам мало не покажется! Всех построю по ранжиру. Я вас и в аду давить буду, как гнид... И в аду, понял?
Полное одутловатое лицо Сабельникова перекосила злобная гримаса. Очевидно, призрак Рощина испытал потрясение, потому что спросил растерянно:
– Слушай, а тебя никогда не беспокоит совесть?
– Со... Да на кой она мне нужна! Засунь ее себе знаешь куда. Совесть! Ха-ха-ха! Вот ты, к примеру, стал покойником со своей совестью, а я живу и процветаю, пью и жру, воздухом дышу. А ну пошли отсюда, я сказал! – Стащив туфлю, запустил ею в угол. – Во, попал!
– Николай Ефремович, вы что-то хотите? – крикнул снизу помощник.
– У меня прием по личным вопросам! – рявкнул громко Сабельников, а Рощин метнулся в темный угол. – И вообще, я сплю! Сплю я! – Поискав глазами собеседника, самодовольно хмыкнул: – Тоже мне мертвец, а боится живых. Рощин, подай бутылку, она там, за занавеской стоит, возле тебя.
– Я тебе не лакей, сам возьми свое пойло.
16 
