Особенно,... 
145 
Смелое предположение не подтвердилось. Флейта упорно молчала, несмотря на обильный поток сыплющихся на нее вопросов. Продолжая ломать голову над непонятным явлением, Пархавиэль вернулся на кровать. Внезапно, как удар молнии среди ясного неба, его осенила догадка.
«А что, если способности мои проявляются не всегда, а только при определенных стечениях обстоятельств. Я тогда, помнится, сидел на кровати и… и… тер виски». Пальцы гнома вновь коснулись головы, раздалось легкое гудение.
– Ты спишь? – мысленно задал вопрос гном, косясь на мирно сопевшую во сне девушку.
– А то не видно, придурок, дай отдохнуть! – прошептала Флейта, так и не открыв глаз.
Пархавиэль положил руки на колени и задал следующий вопрос. Ответом было молчание и тихий сап. Гном снова приложил пальцы к вискам и повторил свой вопрос слово в слово. На этот раз он получил ответ и, обрадовавшись, как малое дитя, запрыгал на кровати.
«Значит, точно, значит, могу! – пело сердце гнома, убедившегося, что он обладает чудесной способностью. – Интересно, а если ей что-нибудь предложить, точнее, приказать, исполнит или нет?!» и Д. – Встань с кровати и почеши нос! – зачем-то приняв важный вид, приказал гном.
– Да пошел ты! – рассерженно пробурчала девушка и перевернулась на другой бок.
«Командовать спящими не могу, а если просто поговорить? Помнится, Мартин трепался, что во сне люди не контролируют свой язык и выбалтывают секреты. Порой треплют даже такое, в чем бы никогда не признались в обычном состоянии. Надо попробовать! Интересно, а что Флейта думает обо мне?»
– Гномье ненавижу, а ты… ты… – замялась девушка и отчаянно заворочалась на кровати, – ты забавный и мне нравишься! – к удивлению гнома, призналась Флейта. – Но если сейчас не замолкнешь, то встану и чем-нибудь тяжелым по мордасям пройдусь!
Гном испуганно подскочил на кровати. Увлекшись исследованием, он совершенно позабыл убрать пальцы с висков. «Надо впредь быть более осторожным», – успел подумать Пархавиэль, прежде чем внезапно навалившаяся на него сонливость окончательно не завладела его мозгом и телом.
На этот раз Пархавиэль спал крепко и без сновидений. Крики о помощи и шум бушевавшей в каком-то метре от его кровати потасовки не нарушали отдыха гнома. Его разбудила чья-то рука, нахально трясущая за плечо, а в кратких перерывах отвешивающая звонкие пощечины по раскрасневшимся во сне щекам.
– Просыпайтесь, господин хауптмейстер, просыпайтесь! – пел незнакомый мужской баритон.
Еще не успев открыть глаза, Пархавиэль схватил руку наглеца, а правый кулак резко выкинул вперед и вверх, туда, где, по его расчетам, должно было находиться лицо обидчика. Покрытые мозолями костяшки пальцев со свистом рассекли воздух и замерли, так и не наткнувшись на преграду лица. Незнакомец перехватил руку гнома в запястье и крепко сжал ее.
Пархавиэль наконец-то открыл слипшиеся глаза, и его луженая глотка в тот же миг испустила крик, сравнимый по мощи разве что с ревом взбесившегося носорога. Он сидел на кровати в обнимку с тем самым загадочным воином, спасшим их с Флейтой от вампиров. Мутные слезящиеся глаза смотрели на него в упор, а коротко остриженная борода гнома едва не касалась белого, полностью покрытого неестественно глубокими морщинами лица.
– Хватит обниматься, – без малейшего намека на ненависть или злость произнес мужчина и легонько оттолкнул от себя Пархавиэля.
Не опасаясь ответных действий со стороны гнома, пораженного внезапным вторжением, воин скинул плащ и пересел на соседнюю кровать. Переливающаяся разными цветами чешуйчатая броня, которая так удивила гнома в подземелье, сменилась заурядной, сильно поношенной одеждой небогатого горожанина. Холщовая рубаха с протертыми рукавами и застиранным воротником, помятый, выцветший жилет и грязные, стоптанные башмаки как-то не сочетались с величественным образом небесного защитника и благородного истребителя кровожадных тварей.
Резким рывком Пархавиэль принял вертикальное положение, сел на кровати и, оторвав взгляд от незнакомца, огляделся по сторонам. Небогатая, но вполне опрятная комнатка превратилась и поле жестокого побоища: сорванная с петель дверь, перевернутая кровать и лежавшая посреди черепков разбитой посуды связанная Флейта с кляпом во рту говорили о том, что еще несколько минут назад здесь бушевали страсти и кипела борьба. Зингершульцо стало стыдно: он никогда не убегал от драки, не то чтобы проспать ее самым бессовестным образом.
145 
