– Орфей, что с тобой?!
Кобель попробовал подняться. Не смог.
– На сегодня, Орфеюшка, всё. Пойдём домой. Вставай.
Выжлец ещё сделал попытку встать на ноги и снова повалился. Он устал до крайности. Николай силой поднял его. Пёс, едва перебирая ногами, пошёл.
Идёт, идёт и оглянётся. Убедится, что видим, подходит к кусту и валится на бок. Снова поднимаем, ставим на ноги, дальше идём.
До машины оставалось метров пятьдесят. Орфей направился к кусту, хотел рухнуть, как вдруг оттуда ему пахнуло в нос свежим, дурманящим, животворящим запахом красного зверя.
– А-ау! А-ау! А-ау!
И погнал. С азартом, страстно. Куда делась смертельная усталость?
У машины воем завёлся Гром.
Гон на круг заворачивать не стал, ушёл по прямой: так уводит только лиса.
А на улице терпкая октябрьская темень.
Мы ждали. И кричали. И дважды бегали до дальней делянки. Звали, трубили, стреляли в воздух – напрасно. Кобель не вернулся. Николай бросил под куст свою фуфайку – родной запах.
– Поехали домой. Его так просто с гона не снять – вязкий, непозывистый гончак. Ничего, нагоняется – придёт! Не первый раз.
* * *
База встретила нас притихшей.
В наше отсутствие Прима ощенилась и теперь, забившись в конуру, устало облизывала свои мокрые родные комочки. К нашему появлению она отнеслась равнодушно, при этом словно ждала кого-то. Беспокойно вытягивала морду кверху. Принюхивалась.
Фомич присел рядом на корточки и, ласково заглядывая ей в глаза, потрепал за загривком:
– Придёт твой Орфей, не горюй. Куда ему деться? А этих щенков ну никак нельзя оставлять – сама понимаешь. Осенний помёт у породистых гончаков сохранять не принято: таких собак ни на выставку, ни на полевые состязания не предъявишь – засмеют. И самое главное – их не продать потом. Мне от вас с Орфеем щенки весной нужны. Саша, посвети.
Он передал мне керосиновый фонарь.
Сам поманил Приму куском сахара. Та недоверчиво высунула голову из будки. В ногах у самки беспомощно копошились детёныши. Один, что покрепче, сосал маткину грудь, для удобства забравшись поверх братьев и сестёр. Другие же или беспомощно попискивали, слепо хватая ртом воздух, в поисках желанного соска, или безмятежно посапывали, прижавшись к тёплому, как лежанка, животу матери.
– Прима, на-на!
Теперь её высасывали семь ртов, и природа понуждала восстанавливать силы.
Собака подалась из конуры. Сосок коварно выскользнул у крепыша изо рта.
Щенок заскулил.
Николай, ухватив за ошейник, перевёл собаку из вольера в соседний, наглухо сколоченный дощатый сарайчик, поставил перед мордой миску геркулесовой каши и плотно закрыл снаружи дверь.
Сука, почуяв недоброе, завыла.
Фомич, глухо матерясь, опустился на колени рядом с будкой и на ощупь стал вытаскивать тёплые комочки, один за другим, укладывая их в голубое эмалированное ведро, в котором обычно таскал еду для собак.
Звериный вой суки будоражил ночную тьму.
Прима бесновалась, кидалась на глухую к её горю дверь сарая, ударялась в неё всем своим телом, падала, поднималась, снова и снова билась, но ничего не могла исправить.
Щенки, безмятежно жмурясь, возёхались на дне ведра, сытые, притихшие, не ожидая от жизни ничего, кроме хорошего.
– Свети лучше, не тряси фонарь, «газетины кусок»…
Егерь наклонил стоявшую под стоком бочку с дождевой водой и залил ведро до краёв. Шевелящаяся живая масса с бульканьем скрылась. Лишь один из щенков, крепыш, видно в батю, не сдаваясь, поднялся по телам своих братьев и вытянул головку наружу. Николай берёзовым прутиком легонько притопил его.
Свет «летучей мыши» сперва выхватывал под водой последние судороги щенка, потом жизнь затихла.
– Всё, – устало произнёс егерь. – Пошли ужинать.
Малышей отнесли в выгребную яму, подальше от вольера, и зарыли.
Ни ночью, ни под утро Орфей не вернулся.
Мы объехали на машине все ближние деревни: собаки нигде не было. И только знакомый старик видел возле Федотовского кордона волков. Как раз там, где мы вчера полевали.
Я опаздывал на работу и больше оставаться не мог.
Укладывая вещи в машину, прощаясь с егерем, я никак не мог избавиться от еле слышного, но от этого не менее щемящего, раздирающего душу, пронзительного воя суки. И отъехал далеко, и музыку включил лёгкую, а он всё не отпускал – преследовал меня.
* * *
С тех пор я не охотился с гончими. Но странное дело: всякий раз, когда мне случается читать или слышать про созвездие Гончих Псов, я невольно вспоминаю Орфея и Приму – русских гончих, страстью которых торговали под заказ.