– Он самый, – сказал Крисп. – И не удивляйся через меру: у тебя глаза и так на лоб лезут.
– Верно, лезут! – Колбасник выбежал из лавки и бросился к центуриону. И что-то кричал на радостях.
А солдат стоял неподвижно, как памятник. Самодовольно улыбался. Эдак свысока. Покровительственно.
– Входи ко мне, – приглашал Сестий. – Давай закусим и выпьем кисленького.
Центурион милостиво согласился. Величественно вошел в лавку. Снял великолепный шлем.
Сестий живо собрал на низенький столик вполне приличный завтрак: колбасу луканскую, колбасу из ливера и вавилонскую – из бараньего курдюка. Вино тоже можно пить, хотя оно и не фалернское: чуть отдавало уксусом.
– Рассказывай, Крисп… Ты стал такой важный. Изменился. И денежки, должно быть, завелись.
– Есть, не скрою, – признался Крисп, запихивая в рот колбасу.
– Много, должно быть…
– Не очень. Когда их зарабатываешь кровью – денег много не бывает. Потому что и крови ведь в тебе всего пять кружек. Не более.
– Где бывал? Рассказывай, Крисп.
Крисп выдул вино. Единым духом. Утер тыльной стороной ладони усы – такие непривычные, рыжие, щетинистые – и в двух словах доложил. По-солдатски скупо. Но ярко. Дескать, во Фракии проткнул пузо доброму десятку врагов, под Афинами сломал шею дюжему детине, в Афинах отрубил всего пяток голов, а в Троаде, что в Малой Азии, придушил пятерых. Был ранен: в зад, в бедро и в левую руку. Выжил, словом. И вот теперь в Риме. Сулла на коне. Марий в могиле. Полный порядок!
– Ну, а деньги? А земля? – допытывался колбасник.
– Что деньги? – сказал, откашлявшись, Крисп. – Главное – награды. – И он показал руку.
– Вижу, – сказал колбасник. – Но это еще не деньги. И не земельный надел. И даже не дом.
Крисп хлебнул вина. И сказал:
– Дом получу. Может, завтра.
– Как это получишь?
– Очень просто…
– Дом? Просто? – изумился колбасник. У него даже нижняя челюсть отвисла: его поразила самоуверенность центуриона. – В Риме или где-нибудь в провинции, Крисп?
– Почему в провинции? В Риме, конечно.
– И ты не шутишь?
– Нет.
Колбасник замотал головой: все это поразительно. Он посмотрел на Криспа, точно желая убедиться: тот ли это Крисп или не тот? Тот ли, который ушел в поход пять лет тому назад? Который желал победы Сулле? Да, это, по-видимому, тот самый. Только очень важный. Знающий себе цену… Загоревший на солнцепеке. Здоровенный такой… Чтобы приобрести дом, надо иметь деньги. Немалые. Их, правда, можно добыть в походе. В удачном походе. И все-таки на дом достанет едва ли. Это полководцы, проконсулы, преторы, легаты могут разрешить себе покупку дома. Потому что набивают себе в походах денежные мешки до отказа. И эти маркитанты тоже. Зарабатывают на чужой крови, на кислом вине и пересоленных оливах и на прелом хлебе. Известное дело, кто с войны приходит с сестерциями, тетрадрахмами, секелями и даже талантами золота и серебра. Но чтобы простой центурион? Вроде Криспа?.. Очень странно. И колбасник униженно просит открыть секрет чуда.
– Чуда? – усмехается Крисп, кидая на столик недоеденный кусок копченой колбасы. – При чем здесь чудо? Ты, Сестий, рассуждаешь, как человек вчерашнего дня.
– Я?
– Да, ты.
– Как это – вчерашнего дня? – Колбасник замахал руками. Его пунцовые щеки запрыгали от наигранного гнева. – Ты мне зубы не заговаривай. В Остии это делают почище, чем в Риме. Я – тертый. Старый воробей. Ворон, вскормленный на падали. Овечка, которую поили чистым молоком. У меня глаза и на затылке есть. Понял?
Крисп задумался. А потом откинулся назад, прислонил спину к сырой стенке. Хитро прищурил глаза.
– Ты – дурак, Сестий, – сказал он спокойно и тихо.
– Спасибо…
– Идиот круглый.
– Наверное…
– Олух…
– Это в самую точку.
– Болван из болванов.
– Угадал…
– Мышь безмозглая.
– Ты же меня, оказывается, хорошо знаешь, Крисп.
Они говорили эти слова в тон друг другу: без злобы, почти дружески.
– А теперь слушай, – сказал колбасник. – Ты – свинья.
– Возможно.
– Напыщенный гусь.
– Похоже, Сестий!..
– Меня принимаешь не за того.
– Едва ли…
Сестий наклонился, взял его за руку:
– Послушай, Крисп: я не сумасшедший. В Риме домов не раздают. Здесь нужны денежки… Где их возьмешь?
– Ладно, – проворчал центурион. – Скажу. Только – язык за зубами. Согласен?
– О да!
– В противном случае… – Солдат бросил красноречивый взгляд на меч, прислоненный к стене.