94 
– Вот теперь пора! – крикнул Артур и, прихрамывая, бросился к лесу.
Флейта тоже поспешила спрыгнуть в придорожный овраг, и только Пархавиэль продолжал сидеть и отрешенно наблюдать за ходом ожесточенной схватки. Голова гнома раскалывалась, в ушах блуждали гулкие шумы, а очертания предметов расплывались перед глазами. Зингершульцо казалось, что на лесном пятачке сражается целый кавалерийский полк, гном хотел подняться, но не мог решить, к какой из трех карет бежать. В конце концов, осознав, что тянуть с отступлением больше нельзя, Пархавиэль перевернулся на четвереньки и, волоча по земле выпирающий живот, пополз в сторону крайней левой кареты. Это решение было принято наугад, только потому, что до левой кареты гному показалось намного ближе. Умудрившись каким-то чудом проползти сквозь карету и ни разу не стукнуться лбом о стволы пляшущих перед глазами деревьев, Зингершульцо дополз до края оврага и кубарем свалился вниз, где и потерял сознание среди смеющихся над ним лопухов и грибов размером с собаку.
Эльфийских заговорщиков почему-то не удивило, что их командир в очередной раз оказался прав. В сером, мрачном особняке имперской разведки, по странной прихоти городских властей находившемся не на окраине города возле тюрьмы, а между дворцом герцога и театром, дежурило не более десяти человек. Свет горел лишь в окнах первого этажа и третьего, где располагались аскетические по меркам столичной, да и местной знати апартаменты полковника Фонжеро.
Маленький, седой старичок в полковничьих эполетах и вечно помятом мундире слыл живой легендой имперского сыска и был не меньшей достопримечательностью Торалива, чем Дворец Искусств или Имперская Библиотека. Перечень заслуг добродушного с виду старичка не вместил бы в себя самый толстый талмуд. За последние пятьдесят лет в Империи не произошло ни одного знаменательного события, в котором так или иначе не поучаствовал коварный маркиз Фонжеро. Однако годы взяли свое: сначала молодое поколение придворных интриганов выжило полковника из столицы, а последовавшие их примеру местные доброхоты вот уже пять лет, как безуспешно пытались отправить одряхлевшего ветерана на давно заслуженный покой. Но, несмотря на происки врагов и козни завистливых клеветников, старый служака умудрялся быть на плаву, опровергая и отводя от себя тщательно подготовленные обвинения в казнокрадстве, злоупотреблении властью и, конечно же, государственной измене.
– Ну что ж, похоже, старый пес наконец-то совершил роковую ошибку, – самоуверенно заявила Джер, согревая дыханием онемевшие на ночном морозе руки. – Поздравляю, господа, мы войдем в историю, как герои, положившие конец злодеяниям старого негодяя.
– Войти-то в историю легко, вот выйти живыми не всегда удается, – пробурчал в ответ не разделяющий оптимизма боевой подруги Карвабиэль.
Намбиниэль промолчал, боясь спугнуть легкокрылую удачу. Пока все складывалось хорошо: опустевшее здание штаб-квартиры; пара собак, разгуливавших в парке за изгородью; сонная охрана, наверняка чешущая языками под бутылочку кислого винца; и дремлющий старичок наверху – цель их незваного визита. Но что-то подсказывало Мансоро, что где-то скрыт подвох, маленькое, подленькое «но», способное изменить расклад карт не в их пользу. По крайней мере он еще ни разу не видел, чтобы Карвабиэль так нервничал, а у полуэльфа был нюх на ловушки, засады и прочие пакости судьбы.
– Нечего больше ждать, пошли! – едва слышно произнес Мансоро и ловко взобрался на изгородь.
Товарищи последовали его примеру, не забыв надеть маски и запахнуть глухие плащи. Собаки сразу почувствовали присутствие чужаков, но не залаяли и не кинулись на них, а, жалобно скуля, забились по будкам. Эльфийская косметика славилась по всему миру, ее использовали и эльфы, и люди для ухода за кожей лица и рук, но только агенты Джабона знали секрет приготовления порошков, мгновенно распространявших в воздухе запах умершего тела. Собаки, как и их дикие сородичи, волки, боятся аромата смерти, они чуют его и убегают, трусливо поджав хвосты. Врожденный инстинкт сильнее фокусов дрессировки, как у людей желание плотских утех всегда побеждает глас холодного рассудка.
Быстро проскользнув между деревьями ночного парка, три закутанных в плащи силуэта застыли возле стены под окном. Внешней охраны не было, а свет горел всего в одной комнате. Шпионы Императора были слишком самоуверенны. Они не предполагали, что найдутся безумцы, осмелившиеся напасть на их штаб-квартиру, да еще в Торалисе, «городе верноподданных идиотов», как любили называть при дворе столицу Самбории, обитель витавших в сфере высокого, то есть ученых мужей, и прекрасного – художников, поэтов, музыкантов и прочих глубоко аполитичных личностей.
94 
