Особенно,... 
70 
– Почему не ешь? – спросил Саша. – Пей чай, а то остынет.
Она взяла бутерброд, отхлебнула чай из стакана.
– Скажи мне, если не секрет, какую фамилию ты носишь?
– Свою. Будягина.
– Ты пробовала искать другую работу?
– Какую?
– Ведь ты знаешь языки.
– Сашенька, милый, кто мне даст здесь работу с языком? Преподавать в школе, институте кто пустит?
Неожиданная мысль пришла ему в голову.
– Ведь ты хорошо играешь на рояле.
– Играю. Хорошо или плохо, не знаю.
– Ты сегодня свободна?
– А что?
– Пойдем со мной во Дворец труда, я там преподаю танцы. Посмотришь, как я это делаю.
– Сегодня? – Она посмотрела на часы. – Хорошо. Я как-то не представляю тебя в роли преподавателя танцев.
– А я не представляю тебя таскающей железнодорожные шпалы.
– Да, – сказала она. – Я иногда думаю, что это возмездие.
– Возмездие? За что?
– За грехи отцов.
– Что ты имеешь в виду?
– Все. Красный террор, Чека, ГПУ. За все, что творилось. Ведь они были руководителями страны, отвечали за судьбы народа.
Саша налил еще полстакана вина, посмотрел на Лену, засмеялся.
– Папочка, не пей! Помнишь, откуда это?
Она наморщила лоб:
– Очень знакомо… Но не помню откуда…
– «Анна на шее» Чехова.
Она тоже засмеялась:
– Ну конечно же, «Анна на шее». Правильно: «Папочка, не пей!»
– Нельзя все валить в одну кучу, Леночка, красный террор сопутствовал белому террору, злодейство было обоюдным. Революция – это катаклизм, горный обвал, виноваты те, кто не сумел этот обвал предотвратить.
Саша допил вино, подумал, продолжил:
– В двадцать первом году гражданская война окончилась, и обнаружилось: насильственным способом построить коммунизм невозможно. И движение пошло в обратную сторону. НЭП был рассчитан на постепенные и безболезненные преобразования. Однако НЭП был отброшен, и вот что мы получили и кого мы получили. В этом наши отцы и виноваты. Они не предотвратили, имели власть и безропотно отдали ее в преступные руки. В этом виноваты. И я виноват…
– Чем ты виноват?!
– Помнишь в нашем классе Соню Шварц?
– Конечно, я с ней после школы виделась. Кончила университет, физик, как и ее отец-академик.
– Я ее тоже как-то встретил на Арбате, вспомнили, конечно, наш класс, ребят, преподавателей, и она, смеясь, мне говорит: «А знаешь, Саша, ведь я тебя в школе боялась». – «Боялась? Почему?» – «Не знаю почему. Но очень боялась». И я подумал: почему же она меня боялась? Разве я был страшный, обижал кого-то?
– Что ты, мы все тебя любили!
– А она боялась. И я понял почему. Я, комсомолец, олицетворял для нее систему, основанную на страхе. Этот страх я ей внушал, и в этом моя вина. Так что виновны и твой отец, и твоя мама, и я. Но не ты! При чем тысячи, десятки тысяч таких, как ты, жен, детей, отцов и матерей – они за что?! Ты называешь это возмездием, я – произволом.
– Но если наши отцы, – сказала Лена задумчиво, – так безропотно отдали власть, значит, не так уж могучи были их идеалы, не так уж верны были их идеи изначально, ведь эти идеи и подвигли их на революцию.
– Кто-то сказал: революцию начинают идеалисты, заканчивают подлецы, которые этих идеалистов истребляют. Мы это с тобой видим, и наша задача – выжить. Возможно, нас ожидают лучшие времена.
– Ты в это веришь? Или придумал мне в утешение?
– Верю. Поэтому и говорю тебе, мы должны выжить хотя бы ради наших близких: у тебя есть сын, у меня – мать. Кстати, давно ты ее видела?
Она опустила голову.
– Саша, я перед тобой очень виновата – я ни разу не была у твоей мамы. И за это тоже возмездие.
Саша рассмеялся:
– Я тебя спросил о своей матери не для того, чтоб узнать, навещала ты ее или нет, а совсем по другой причине. На почте мне показалось, что ничего неожиданного для тебя в нашей встрече не было, и подумал: о том, что я в Уфе, тебе известно от моей мамы.
– Да, – сказала Лена, – я знала, что ты здесь. Но не от твоей мамы. Мне об этом сказала Варя, сестра Нины Ивановой.
– Варя… Ты с ней встречалась, дружила?
– Мы с ней много виделись, последнее время она часто бывала у меня. Ты ее, наверно, помнишь девочкой?
– Помню школьницей, – коротко ответил Саша.
– Она уже давно не школьница. Временами мне казалось, что она и взрослее, и мудрее меня, я уж не говорю о том, что сильнее. Она меня вытягивала из беды, вытягивала во всех смыслах. После ареста родителей меня тут же выкинули с работы, и я не могла устроиться даже мыть полы. А на моих руках брат и сын…
70 
