37

Глеб встретил их в фойе Дворца труда. Заулыбался.

– Я знал, что Саша приведет вас сюда.

– Да? – Лена тоже улыбнулась в ответ.

– Чтобы похвастаться своим искусством.

– Друг называется, – сокрушенно проговорил Саша, – представляет меня честолюбцем. Я тебе пианистку привел!

– Это совсем замечательно! – воскликнул Глеб. Посадил Лену рядом с собой. Поглядывая на нее, взял первые аккорды.

Никогда еще Саша не занимался с такой радостью, как сегодня, никогда привычные мелодии, которые наигрывал Глеб, так не действовали на него.

«…Ах, эти черные глаза меня пленили, их позабыть нигде нельзя, они горят передо мной…»

Рассказ Лены потряс его. Удивительное совпадение! Его привезли тогда на вокзал в «черном вороне». Первыми выпрыгнули из машины красноармейцы, а он, увидев после тюрьмы свободных людей, небо в низких тучах, мокрый асфальт, замешкался… Командир крикнул: «Давай, давай, поезд ждать не будет, вылезай!» И, насупленный, маленький, в длиннополой шинели, заспешил вперед, озабоченно расталкивая толпу. Почувствовав тогда на себе чей-то взгляд, Саша оглянулся, но не встретил ни одного знакомого лица и пошел дальше к своему вагону между двумя красноармейцами. А это Варя смотрела на него и плакала. Сама судьба свела их перед разлукой, но не пришлось даже взглянуть друг на друга. Не получилось. А дальше он сам поломал все. Как мог так жестоко говорить с ней по телефону! Он вспоминал ее упавший голос: «Ты больше ничего не хочешь мне сказать, Саша?..» Он позвонит ей. Только бы услышать ее голос, что бы она ни ответила, пусть знает: он ценит ее, гордится ею, винит себя за тот разговор…

А Глеб все играл и играл.

«…Очи черные, очи страстные, очи жгучие и прекрасные, как люблю я вас, как боюсь я вас, знать, увидел вас я в недобрый час…»

Двигаясь по залу, Саша видел Лену, она тоже посматривала на него, на группу, улыбалась шуткам Глеба, и, когда Саша объявил перерыв и подошел к ним, ему показалось, что лицо ее стало спокойнее.

– Ну как, – спросил Саша, – не скучаешь?

– Я поражена!

– А ты могла бы мне аккомпанировать, как Глеб?

– Аккомпанировать? Навряд ли. Я играю только по нотам.

– Зачем ноты?! – заулыбался Глеб. – Какое-нибудь танго помните?

– Помню, конечно. «Брызги шампанского», «Утомленное солнце»…

Глеб взял несколько аккордов.

– Это?

– Да.

Он встал.

– Садитесь, сыграйте.

Лена села за рояль, сыграла танго. Подняла глаза от клавиш.

– Я уж сто лет не подходила к роялю. Как, ничего?

– Прекрасно, замечательно! – воскликнул Глеб.

– А говоришь, у тебя только одна профессия – иностранные языки, – сказал Саша. – Оказывается, есть и вторая.

– Я никогда об этом не думала как о профессии.

– А теперь подумай. Лучше, наверно, чем шпалы таскать.

Глеб с удивлением поднял брови, Лена нахмурилась.

– Не хмурься, – сказал ей Саша, – Глебу не мешает знать, что у тебя за работа. Мы с ним попытаемся устроить тебя аккомпаниатором. Как, Глеб, сумеем?

– Постараемся.

– И хорошую квартиру тебе снимем, и охранять будем, а то ты для туземцев слишком красивая.

– Не только для туземцев, – добавил Глеб.

Лена встала.

– Мне пора. Далеко добираться, а завтра на работу.

– Когда Стасик должен прийти? – спросил Саша у Глеба.

– К восьми.

– Вот и прекрасно. Потерпи, Леночка.

Саша повернулся к залу, захлопал в ладоши.

– Продолжаем занятия! Прошу встать парами.

«…Прощай, прощай, прощай, моя родная, не полюбить мне больше в жизни никого, и о тебе одной лишь вспоминаю и шлю тебе свое прощальное танго…»

Саша опять занимался с группой, по-прежнему думал о Варе, снова и снова перебирал в уме все, что рассказывала о ней Лена: «Такая молодая, такая красивая, а вся в чужих делах и заботах». И ему она писала в ссылку: «Как бы я хотела знать, что ты сейчас делаешь…» И его хотела поддержать своей любовью, и сына Лены отвезла на Дальний Восток… Они с Глебом рассуждали: народ, холопы… Нет, не все холопы! Саша машинально сжал руку своей партнерши, та удивленно взглянула на него:

  85