Особенно,... 
11 
— Поцелуи Ли стали для меня одним из самых счастливых воспоминаний. Тогда я понял, что обрел сестру… и понял, что никогда не обижу ее.
— А потом?
— А потом, через три недели, я нашел тебя в стогу сена, спрятавшуюся от Ли, у которой ты стянула плитку шоколада, — тихо сказал он, и глаза его вспыхнули чувственным огнем.
…Увидев Джерри, она отчаянно прошептала ему: «Не выдавай меня Ли!» Он смотрел на нее несколько секунд, и в глазах его был молчаливый вопрос. Рассмеявшись, Анна протянула ему шоколад, предлагая разделить с ней добычу. А он, склонившись к ней, сказал, что она испачкала шоколадом лицо — и прикоснулся губами к ее губам, слизав языком сладкие пятна. Она мгновенно забыла о шоколаде, о соломе в своих волосах; обхватив его шею руками, она поцеловала его в ответ, переступив невидимый порог, отделявший девочку от женщины.
Потом Джерри не целовал ее долгое время — Анне было всего пятнадцать, а ему — восемнадцать лет. Он постоянно возбуждал ее своими горящими взглядами и невысказанными обещаниями, тихим шепотом на ушко и интимными шутками, когда они оставались одни. Но когда Анне исполнилось восемнадцать лет, он подарил ей прекрасное бриллиантовое кольцо, сделанное на заказ, протанцевал с ней весь вечер на ее именинах, а потом увел на верхнюю веранду и снова поцеловал ее: на этот раз долгим и страстным поцелуем, крепко прижав к себе.
«Я собираюсь жениться на тебе», — прошептал он ей в ухо, после получаса ослепляющих, головокружительных поцелуев, и романтически настроенная девочка, которой она тогда была, даже не подумала ему возражать. Когда они вернулись в дом, на левой руке ее сверкало бриллиантовое кольцо, и празднование ее восемнадцатилетия превратилось в празднование ее помолвки.
Они поженились через четыре года — после того, как Анна окончила университет по требованию отца. Она разрывалась между желанием преподавать и стремлением быть с мужчиной, которого обожала.
Она никогда не целовалась ни с кем другим и не хотела этого. С тех пор как она увидела его, она потеряла себя. С того момента, как он поцеловал ее в стогу, его желания стали ее желаниями, его слова — ее словами.
А затем этот мир, наполненный прекрасными мечтами, в одночасье разрушился. Когда она вернулась из больницы, Анна почувствовала, что в душе его медленно зреет буря. Но хуже всего было то, что он ничего не говорил. Джерри хотел, чтобы говорила она, и только то, что он хотел слышать. А она знала, чего он хочет: чтобы она справилась со своим горем, чтобы снова улыбалась, и смеялась, и снова стала чувственной и жизнерадостной женщиной, которой когда-то была…
Но он не мог понять глубину ее потери. И раздражение в нем с каждым месяцем все больше возрастало.
Таков был Джерри. Он готов был преодолеть любое расстояние, потушить любой огонь, переплыть любую реку… он готов был прийти ей на помощь в любой момент, как только она позовет его, но он не был готов с ней поговорить по душам, разделить ее чувства… Он вообще не испытывал никаких чувств. Он просто решал проблемы, и все.
После смерти Адама Анна стала смотреть на мир новыми глазами: она поняла, что напрасно пытается угождать человеку, который рассматривает ее лишь как свое приложение. Все, что у нее есть, — это она сама, а не то, что дал ей отец и Джерри…
Она до сих пор не знала, чего хочет, но если он снова поцелует ее, она утратит свою вновь обретенную силу и вновь потеряет себя. Ее жизнь опять станет собственностью Джерри.
Анна вскинула голову:
— Да, все это было замечательно, но сейчас это не имеет значения. Я хочу побыть здесь, пока Рози не свяжется с нами, и если она захочет, чтобы мы удочерили малышку, я отдам тебе Джарндирри, деньги, все, что ты захочешь, если у меня будет Мелани.
— Ты обещаешь? — наконец медленно произнес он.
— Насчет того, чтобы дать тебе… развод? — Она сделала глоток остывшего кофе. — Конечно, я сказала тебе…
— Ты не это мне сказала, — прервал он ее, и тон его был непререкаемым. — Ты сказала, что дашь мне все, что я хочу, если я позволю тебе остаться.
Он хочет больше, чем Джарндирри…
В груди ее похолодело. Двенадцать лет вместе, пять лет замужества. Они так много вместе перенесли, и по-прежнему ее желания ничего не значат для него.
«Я не могу родить тебе детей! — захотелось закричать ей. — Я не могу вернуться в тот момент, когда мой милый Адам был еще здесь, был еще живой!»
11 
