Особенно,... 
75 
Он боялся новой встречи с Альтманом. Что готовит ему этот палач? Плетет сеть, начал с одного, думает о другом, перескакивает на третье, держит в неведении… Для того чтобы сопротивляться, выйти из этой нелепицы, ему надо точно знать, в чем суть дела. Жить, существовать в этой неизвестности невозможно.
Он думал об этом не переставая, страх не отпускал его ни днем, ни ночью. Надо поговорить с Юрой. Товарищ, друг детства, пусть скажет, объяснит ему, чего от него хотят. Он не будет просить ни помощи, ни защиты, сам защитится: честнейший советский человек, надежный помощник партии в борьбе за истинно партийное искусство, человек, беспредельно преданный товарищу Сталину.
Конечно, он обязался никому ничего не рассказывать, но Юре можно: он там работает. И надо это сделать немедленно, пока его не вызвали второй раз. Юру трудно застать дома, но он должен его поймать во что бы то ни стало.
Юра оказался дома, сам поднял трубку, приятно удивился:
– Вадим? С какой планеты свалился?
– Это ты пропал. Я всегда на месте. Я тебе звонил – тебя нету.
– Работы много.
– Надо бы встретиться.
– Мне самому хочется, есть о чем поболтать. Но когда?
– Давай сегодня.
Юра засмеялся.
– Сразу видно человека свободной профессии. Милый, у меня все вечера заняты, остается одно воскресенье. Но и в это воскресенье работаю. Давай созвонимся в следующее.
– Юра. Мне обязательно тебя надо увидеть. И срочно.
– Смотри, год не виделись, и вдруг срочно.
– Да, Юра, да! Мне срочно надо тебя видеть.
– Что случилось?
– Особенного ничего. Но я нуждаюсь в твоем совете.
– Я его могу дать по телефону.
– Это разговор не для телефона, – с отчаянием сказал Вадим.
Почва уходила из-под ног. Если он не встретится с ним до вызова к Альтману, все пропало.
– Юра! С тобой говорит твой старый товарищ. Пойми! Если бы это не было для меня так важно, я бы не стал тебя беспокоить. Хочешь, я зайду к тебе?
– Я скоро ухожу. Мать уже обед поставила греть.
– Юра, давай пообедаем у меня. У Фени телячья грудинка с грибами, пирожки к бульону… – Голос у него был умоляющий.
Шарок помолчал, потом сказал:
– Перезвоню через десять минут. Скажу, смогу прийти или нет.
Через десять минут он позвонил:
– Уговорил, иду. Но учти, рассиживаться у меня нет времени, пообедаем по-быстрому.
Шарок был рад встрече, улыбаясь, хлопнул Вадима по плечу.
– Толстеешь, Вадим, грудинка, пирожки, не следишь за фигурой.
– Некогда следить, дорогой мой.
– Конечно, всех на карандаш, на мушку берешь, долбаешь всех подряд… Ну, так что у тебя случилось?
Они прошли в столовую. Феня внесла супницу, налила в тарелки бульон, поставила блюдо с пирожками.
Вадим дождался, пока она выйдет.
– Ничего особенного. Наверно, я напрасно тебя беспокою. Но, понимаешь, я никогда не попадал в такие ситуации. Хорошо знаю, что все это ерунда, ничем мне не грозит, но неприятно.
Шарок рассмеялся.
– Нас, юристов, учили отсекать первую страницу приготовленной речи и сразу начинать со второй.
– Юра, – сказал Вадим, – меня вызывали на Лубянку…
Лицо Шарока напряглось. Не нахмурился, не насупился, а именно напрягся. Губы сжались в полоску, взгляд затвердел.
– Вызывал какой-то Альтман, я не разобрал его чин, в чинах я мало понимаю, ужасный такой тип, формальный, сухой, бездушный, я совершенно обалдел, видимо, наделал глупостей. У меня было только одно желание – поскорее выбраться оттуда.
Голос у него дрогнул, неужели Юрка ему не посочувствует?
Но у того лицо оставалось по-прежнему напряженным, он молчал и смотрел мимо Вадима.
Заглянула Феня.
– Телятину подавать?
– Давай, – буркнул Вадим и подождал, пока она прикроет дверь. – Собственно, ничего особенного, он спрашивал про знакомых иностранцев. Я назвал всех, кого знал, он записал, я подписал, и он меня отпустил. Но сказал, что вызовет еще. И я не понимаю зачем. Что ему от меня нужно? С иностранцами я никаких дел не имел, никаких разговоров не вел, ты меня знаешь… Ну а то, что Вика уехала во Францию, при чем здесь я?
И тут Шарок неожиданно проявил заинтересованность.
– Уехала во Францию? Зачем?
– Вышла замуж и уехала.
– За кого она вышла замуж?
– За какого-то корреспондента.
– А, – пробормотал Шарок, – за антисоветчика.
– Он антисоветчик? Ты знаешь?
– Все корреспонденты – антисоветчики, кроме корреспондентов коммунистических газет. Да и им тоже особенно верить нельзя.
75 
