47 
И снова Констанс рассмеялась — в сотый раз за эти два дня после двух сотен дней без смеха. Ощущая себя свободной, какой не бывала так долго, она заметила, что девочка, с коей Ангелика только что перешептывалась, лежит в одиночестве на траве и брыкается. Подоспевшая гувернантка выбранила ее и водрузила на ноги.
— Девочка в нежном, цветущем возрасте, — говорила Энн, пока Констанс тянула шею, дабы разглядеть за гувернанткой и ее воспитанницей Ангелику, — по своей природе почти совершенна в том, что касается восприятия и интуиции, пусть и не способна еще выразить всю свою мудрость в простых словах. На нашу беду, мы заставляем их молчать.
Ангелика словно испарилась. Констанс встала, прикрывая глаза от солнечного сияния. Она позвала дитя вначале тихонько, не решаясь смутить парк либо раздражить ребенка, что мог быть поблизости, не получила ответа и потому принялась выкликать Ангелику, тревожась все больше. Обеспокоенная Энн также поднялась.
Энн позвала пронзительно, и сей момент — ибо глас ее звучал пo-матерински притягательно — Ангелику словно ветром выдуло из рощицы слева; она бежала к ним, высоко задрав юбку.
— Летающий человек был в лесу! Он гнался за мной! — Задыхаясь, ребенок заливался победительным смехом. — Только он застрял в ветках! Теперь он оставит нас в покое.
— Дитя, никогда не следует лгать, — сказала Констанс, обнимая девочку.
— Именно так, — перебила Энн, — но никогда не опасайся сказать правду.
Она подняла Ангелику и расположила ее на зеленой стальной скамье между собой и Констанс.
— Итак, дорогуша, посиди с нами, пожалуйста, и давай все обсудим, как подобает трем дамам. Что, по-твоему, мы должны делать, дабы не пускать летающего человека в ваш дом?
— Вы будете защищать меня с мамочкой?
— Разумеется, буду.
— Мне не нравится, когда мамочка испугана.
— Я и предположить не могла обратного. Но сейчас вокруг нас замечательное жаркое воскресенье. Мы сидим в парковой тени, три дамы, больше никого. Мы решим эту проблему совместно. Что бы ты могла предложить мне, чтобы я выполнила свою задачу?
Констанс наблюдала за Ангеликой, коя сосредоточила всю силу мысли, возносясь до сделанного ей вызова.
Энн выманила лучшие свойства девочкиной личности, немудреной просьбой о помощи обратив ее в женщину; Констанс боготворила их обеих.
— Лучше всего, — серьезно сказала Ангелика, — если мамочка будет спать в голубом кресле. Тогда он останется снаружи или спрячется.
XVIII
Луна сгущалась, набухнув почти до предела, тут и там облачные нити рисовали на ее поверхности лица, что хмурились, чуть отвернувшись, и бросали полускрытые тенями многозначительные взгляды.
Воскресный ужин начался рано и завершился поздно; Нора трудилась из кожи вон, но и затраты, и усилия оправдывались. Когда они сидели на краю постели, Джозеф ласково полуобнял Констанс, и она, наученная Энн, тепло улыбнулась, взяла его руку, вознесла его ноги, упокоив их на ложе, взбила его полушку, облобызала его чело, приласкала лицо, подождала — недолго, — пока его не окутала дрема.
— Как трудно устоять, — еле слышно произнес он в конце.
Энн охраняла ее. Где-то в Лондоне она лелеяла безопасность Констанс либо просто коротала вечер. При мысли о том Констанс, должно быть, возрадовалась.
Она лежала подле него поверх простыней. Ей следует отдохнуть прежде, чем спускаться в голубое кресло. Спокойной ночи, второй кряду, казалось, ничто не помешает, однако в источаемом окном лунном свете над Констанс резкой белизной проступал потолок, и его обманно успокоительная гладь скрывала балку, с коей свешивалась изломанная фигура мистера Бёрнэма. Победа этой ночи была одержана под его маятниковой тенью.
Мистер Бёрнэм пригласил зло в эти стены, и ныне здесь процветал еще один фантом, привидение, призрак, манифестация. Если этот фантом воспроизводил потаеннейшие желания Джозефа, окутанные саваном воспитанности и учтивости столь густо, что их не признавал и сам Джозеф, чем же был ее супруг? Желал ли он сделать Ангелику своей невестой, заменив ею Констанс? Он сказал, что Ангелика походит на Констанс, но моложе, здоровее, счастливее. Что станется с отвергнутой невестой? Врагам — а никем иным Констанс при подобном повороте событий стать не может — не отводятся никакие роли. Врагов, разумеется, сживают со свету: с черномазыми, лягушатниками, ирландцами мужчины так и поступали. Они распознавали врага (по знакам и проявлениям, кои ни одна женщина прозреть не способна) и сживали его со свету. Не исключено, что две безмятежные ночи знаменовали всего лишь Джозефово терпеливое торжество. Быть может, он ушел в тень, позволив событиям идти своим чередом и радуясь успокоению неумной супруги. Три, теперь уже четыре ночи тому назад она совершила роковую ошибку… и к чему Джозефу пасовать ныне пред ходячей покойницей, коей недолго еще бродить меж живущих, полнея и слабея с каждым днем, дабы, разродившись страшным воплем и бурным потоком, окончательно сойти со сцены?
47 
