47 
— Ну, хватит! — сказал Блад. — Теперь тебе всё понятно. Что ты скажешь?
Дон Эстебан провёл языком по сухим губам и дрожащей рукой вытер пот, выступивший у него на лбу. Он в отчаянии взглянул на отца, словно умоляя его сказать что-нибудь, но дон Диего продолжал молчать. Юноша всхлипнул, и из его горла вырвался звук, похожий на рыдание.
— Я… согласен, — ответил он наконец и повернулся к испанцам. — И вы… вы тоже согласны! — с волнением и настойчивостью произнёс он. — Ради дона Диего, ради меня, ради всех нас. Если вы не согласитесь, то с нами расправятся без всякой пощады.
Поскольку дон Эстебан дал согласие, а их командир не приказывал им сопротивляться, то зачем же им было проявлять какой-то бесполезный героизм? Не раздумывая, они ответили, что сделают всё, как нужно.
Блад отвернулся от них и подошёл к дону Диего:
— Очень сожалею, что я вынужден оставить вас на некоторое время в таком неудобном положении… — Тут он на секунду прервал себя, нахмурился, внимательно поглядел на своего пленника и после этой едва заметной паузы продолжал: — Но я думаю, что вам уже нечего опасаться. Надеюсь, худшее не случится.
Дон Диего продолжал молчать.
Питер Блад ещё раз внимательно поглядел на бывшего командира «Синко Льягас» и затем, поклонившись ему, отошёл.
Глава XII
ДОН ПЕДРО САНГРЕ[43]
Обменявшись приветственными сигналами, «Синко Льягас» и «Энкарнасион» легли в дрейф на расстоянии четверти мили друг от друга. Через это пространство покрытого рябью и залитого солнцем моря от «Синко Льягас» к «Энкарнасиону» направилась шлюпка с шестью гребцами-испанцами. На корме с доном Эстебаном де Эспиноса сидел капитан Блад.
На дне шлюпки стояли два железных ящика, хранивших пятьдесят тысяч песо. Золото во все времена было отличным доказательством добросовестности, а Блад считал необходимым произвести самое благоприятное впечатление. Правда, люди Блада пытались доказать ему, что он слишком уж усердствовал в обеспечении обмана, однако он сумел настоять на своём. Он взял с собой также объёмистую посылку с многочисленными печатями герба де Эспиноса-и-Вальдес, адресованную испанскому гранду, — ещё одно «доказательство», поспешно сфабрикованное на «Синко Льягас».
В немногие минуты, оставшиеся до прибытия на «Энкарнасион», Блад давал последние указания своему молодому спутнику — дону Эстебану, который, видимо, всё ещё колебался в чём-то и не мог решиться высказать вслух свои сомнения.
Блад внимательно взглянул на юношу.
— А что, если вы сами выдадите себя? — воскликнул тот.
— Тогда всё закончится крайне печально для… всех. Я просил твоего отца молиться за наш успех, а от тебя жду помощи, — сказал Блад.
— Я сделаю всё, что смогу. Клянусь богом, я сделаю всё! — с юношеской горячностью воскликнул дон Эстебан.
Блад задумчиво кивнул головой, и никто уже не произнёс ни слова до тех пор, пока шлюпка не коснулась обшивки плавучей громады «Энкарнасиона». Дон Эстебан в сопровождении Блада поднялся по верёвочному трапу. На шкафуте в ожидании гостей стоял сам адмирал — высокий, надменный человек, весьма похожий на дона Диего, но немного старше его и с сединой на висках. Рядом с ним стояли четыре офицера и монах в чёрно-белой сутане доминиканского ордена.
Испанский адмирал прижал к груди своего племянника, объяснив себе его трепет, бледность и прерывистое дыхание волнением от встречи с дядей. Затем, повернувшись, он приветствовал спутника дона Эстебана.
Питер Блад отвесил изящный поклон, вполне владея собой, если судить только по его внешнему виду.
— Я — дон Педро Сангре, — объявил он, переводя буквально свою фамилию на испанский язык, — несчастный кабальеро из Леона, освобождённый из плена храбрейшим отцом дона Эстебана. — И в нескольких словах он изложил те воображаемые обстоятельства, при которых он якобы попал в плен к проклятым еретикам с острова Барбадос и как его освободил дон Диего.
— Benedicticamus Domino[44], — сказал монах, выслушав эту краткую историю.
— Ex hoc nunc et usque in seculum[45], — скромно опустив глаза, ответил Блад, который всегда, когда это было ему нужно, вспоминал о том, что он католик.
Адмирал и офицеры, сочувственно выслушав рассказ кабальеро, сердечно его приветствовали. Но вот наконец был задан давно уже ожидаемый вопрос:
— А где же мой брат? Почему он не прибыл на корабль, чтобы лично приветствовать меня?
43
Sangre (исп.) — кровь, что соответствует значению этого слова (Blood) по-английски.
44
Benedicticamus Dommo (лат.) — возблагодарим господа.
45
Ex hoc nunc et usque in seculum (лат.) — ныне и присно и во веки веков.
47 
