В окрестностях Сэндала имелось множество лесов, и прегустых. У ланкастерцев десять тысяч солдат. Надобно разделить их на две неравные части. Несколько сотен подпустить к замку, а основные силы пусть засядут в лесу, выжидая, пока враг вылезет из логова и ввяжется в драку. Расчет их был в том, что Йорк не удержится и захочет расправиться со столь малочисленным войском. Почти не сопротивляясь, ланкастерцы начнут отступать, на самом деле заманивая врага подальше от спасительных стен крепости, – в лес. Вот тут-то из чащи выскочит основное войско и преградит клюнувшим на приманку мятежникам путь назад.
Этот дерзкий план был для приверженцев короля единственным шансом. Если они станут дожидаться, когда осажденный Йорк погибнет от голода, добрая половина их собственной армии успеет разбежаться. А ежели к Йорку на подмогу и впрямь подойдут свежие силы, тогда численное преимущество окажется уже на его стороне.
Сомерсет, Клиффорд, Перси, Дакре – Генри перебирал в уме соратников из знатных фамилий, только что выпивших с ним по кубку вина – за завтрашнюю победу. На подступах к Уэйкфилду этой ночью собрался весь цвет Севера. Декабрьскую тишь вдруг нарушил звонкий как колокольчик женский смех. Похоже, перед завтрашним сражением не все намеревались отоспаться.
Генри постарался отогнать вспыхнувшую перед глазами картину, того, что, по всей видимости, происходило в соседней палатке, и его мысли тут же обратились к Розамунде. Он еще раз с горечью осознал, что встрече их скорее всего не бывать. Все его надежды рухнули. Вестовой угодил, вероятно, в плен или в лапы грабителей. Ни его самого, ни писем. А может, оно и к лучшему, ведь теперь кругом стало еще опаснее. Леса и поля кишат солдатами – и своими и неприятельскими. Страшно подумать, что Розамунда ехала бы теперь по зимним дорогам, рискуя каждую минуту стать добычей врагов или своих же изголодавшихся по женщинам удальцов.
Опять послышался женский смешок, и Генри перевернулся на живот, надеясь утишить этой позой жар в крови, вспыхнувший при дорогих его сердцу воспоминаниях. С такими мыслями поди теперь засни… Иногда он и сам не верил, что столь страстно влюблен в собственную жену. Знали б его друзья, в какой он попал переплет, засмеяли бы. А они-то старались – водили к нему одну за одной женщин. Пришлось даже во всеуслышание объявить, что во имя высокой цели он готов дать обет целомудрия. Одни священник благословил его за столь редкостное смирение – Генри даже устыдился. Ибо высокая цель у него была лишь одна – остановить бесконечный поток молодок, коими добросердные друзья хотели его порадовать.
Снаружи раздались шаги, и кто-то откинул край шатра. Это был сэр Исмей, зябко кутавшийся в теплый плащ.
– Выпьешь со мной, Генри, – спросил старик, протянув озябшие пальцы к пылающей угольками жаровне. – Видно, старею, холод пробирает до самых косточек.
– Отчего не выпить. С удовольствием. Вы готовы к сражению?
Сэр Исмей пожал плечами, усаживаясь на скамейку. Пока Генри разливал вино, он не отводил пальцев от жаровни.
– А можно ль быть готовым к смерти?
– О Боже, почему непременно к смерти? Что за печальные помыслы? Мы ведь обязательно победим, – засмеялся Генри, касаясь своим кубком кубка тестя. – За победу!
– За победу!
– В последнее время вас явно что-то печалит, отец.
Сэр Исмей вздохнул, не желая слишком откровенничать, однако скрывать свои терзания было выше его сил.
– Приснился мне один сон… скорее похожий на видение.
Генри так и подскочил, встревоженный:
– И какого рода?
– О, к судьбе завтрашнего боя это отношения не имеет. Сугубо личные дела.
Зять его облегченно вздохнул и сказал:
– Ясно. Не мучайте же, скорее выкладывайте, что вам напророчено во сне.
– Видел всадников, ведущих коня с перекинутым через седло покойником. – Сэр Исмей невидящим взглядом смотрел на янтарные угольки. – На попоне был боевой герб де Джиров.
– У вас расстроенное воображение, отец, только и всего, – бодро утешил его Генри, втайне надеясь, что больше никто из его солдат не видел таких кошмаров. Сэр Исмей всегда имел мрачный нрав, правда, с тех пор, как они породнились, он вроде немного отмяк душою.
– Да, верно, ты прав. Есть какие-нибудь вести от Розамунды? – спросил сэр Исмей, желая отвлечься от печальных мыслей. – Не в тягости еще?
Генри взъерошил пальцами густые волосы и покачал головой:
– Едва ли. Мы мало бываем вместе. Вот, надеялся провести с ней вдвоем Рождество. Исмей, спасибо вам за дочь. Поначалу это был чисто деловой альянс, но теперь… теперь все иначе, – сказал Генри, вдруг охрипнув, чувствуя, что ему трудно найти слова для столь интимных переживаний.