А авторица, написав такой бред, в своём... 
172 
Все в одно говорили, что март – был месяц куда миролюбивей, крестьяне были готовы на всяческие соглашения, а сейчас – от близости сева, оттого ли, что катится из Петрограда, – больше требуют и берут сами, и с этим далеко зашло, не так, как в Лотарёве. Где рубят казённые и помещичьи леса. Требуют не брать на работу никого из чужой деревни, а своим платить не меньше, чем укажут. Что правительство объявило – каждый клочок земли должен быть засеян, поняли так: бросают свои поля необработанными, захватывают помещичьи. На захваченные земли не хватает семян – дай, помещик, семян! не хватает инвентаря – дай твой инвентарь! Или волостной комитет оставляет помещику из его же покосов – не на всех его коров, а сколько надо ему прокормить свою собственную семью, только. Или: заранее назначили ему день, до которого скосить луга в этом году, иначе перейдёт к крестьянам. И вот, иные помещичьи сады остались без весенней обработки, огороды вместо культурных овощей засеяны травой. Или даже берут у помещиков породистых лошадей – и используют на тяжёлых работах. (У знатного коннозаводчика – сердце обрывается, слышать такое.) А то – просто обыски в имениях, будто ищут оружия – а тащат себе что схватят. Уже и о хлебных запасах говорят, кажется только домашней обстановки не трогают.
Есть помещики – сами уже распродают и скот и инвентарь, почём удастся.
Такого и подобного – боялся князь Борис, когда возвращался в имение! Но – ничего, ничего такого в Лотарёве ещё не произошло.
А если что – откуда брать защиту?…
Приехал в Усмань один воронежский мелкопоместный и рассказывал с такой жалостью, едва не плача. Какой он помещик! – он крупный хуторянин. Но у него налаженное хозяйство, многополье, травосеянье, питомник племенного рогатого скота. Приходит под вечер толпа мужиков, человек сорок, вызывают. Вышел к ним на крыльцо. (И – что эта высота крыльца? – когда во всём уезде не жди ни защиты, ни правосудия.) До сих пор у него были самые хорошие отношения с крестьянами. А тут, от толпы, заявляет один мужик, и не голоштанный, но сильно зажиточный. Отрезать обществу десять десятин (вспаханных с осени!). И селу нужно ещё пастбище – так пустить в свой лесок – и ещё вырезать прогон туда для сельского скота через всё своё поле. (Прощай, многополье.) И – что делать? Вся сила – за ними. Согласился. (Заметил: приняли всё-таки со стыдом, благодарили.) А через два дня разобрались: никак им в тот лес не прогнать иначе, как через своё, сельское, яровое засеянное поле. Отпал прогон, отпал и лес, своё поле им жалко. А 10 десятин всё-таки отрезали.
Только кто сам своё хозяйство ведёт – может понять, что значит: пустить через себя прогон. Или захватят семенной, племенной рассадник? В час опустошится налаженное годами.
Всю жизнь мы жили с этими крестьянами – и не знали их? Они оскалились в погромах Пятого года – но то были вспышки отдельные, где дурно сошлись обстоятельства, – а чтоб такая всеобщая эпидемия зла и разрушения?… Или крестьянство просто потеряло равновесие от того, что нет привычной команды и воли сверху?
Но уже и не послушают? Говорят: народ стал как пьян, не принимают никаких объяснений.
Однако же вот Лотарёво держится. И в округе покойно.
И наверно, можно как-то обойтись? Найти язык.
К отрубникам вражда ещё больше, чем к помещикам. У них отбирают землю запросто. Или они сами являются в общину с повинной . Мир! – сила солому ломит.
Всеобщий бред у мужиков сейчас, конечно, передел земли. И – чтобы не платить никакого выкупа. И чтобы получить 20 десятин в одном месте и безо всякого переселения. И видя рядом большие поместья – как им вместить, что это – лишь малая доля российских земель? Что при дележе, на всех в России, – едва досталось бы от двух десятин и до четвертушки на семью, но зато не станет аренды. А главное, чего не разумеют: и от крестьян придётся ж тогда от некоторых отрезать.
А виноваты наши болтливые партийные публицисты, сами не знающие никакого дела, но десятилетия расточавшие басни о богатствах будущего раздела, – они и есть первые агитаторы, ещё до моисеевских. А теперь добавляют нынешние, с красными значками, „долой помещиков-кровопийцев”. Все соглашаются: где не появились агитаторы – там ещё спокойно, крестьянское настроение колеблется, но может быть ещё найдёт разумный путь? Замечено, что особенно едки балтийские матросы и солдаты Северного фронта: „Что хотим – то и будем делать, а кто против нас, тот приверженец старого режима.”
172 
