И когда Гучков так неудачно ездил в марте и апреле на фронты — обстоятельства не дали ему поговорить с фронтовиками лицом к лицу. Так вот — сейчас.
Он еле на ногах стоял, совсем не должен был ехать, — поехал.
Одеться надо попроще, надел простой чёрный китель.
И опять — неизбывный Белый зал Таврического. Как и позавчера, снова все тени прошлого.
На депутатских скамьях сидят, не занимая всего зала, — военные. Там, сям, да немало — Георгии на грудях. Есть лица воинов, а есть и агитаторские рожи. Есть и младшие офицеры.
А председательствовал — Церетели.
Чувствуя слабость сердца, осторожно взошёл Гучков по историческим ступеням, к кафедре.
Он обещал им прийти отвечать только на подготовленные вопросы, но сейчас — нет, какие там вопросы, ему хотелось сказать от полноты души. А вопросы? — пока он ехал сейчас, после Корнилова, от довмина, — у него возник иной план.
— Господа! Лёжа в постели, я внимательно следил за вашими работами. На поставленные вами вопросы я отвечу — завтра. А сегодня — буду говорить об общем положении.
Об общем положении — так неизбежно само начинается со старого режима.
— Если переворот прошёл безболезненно, то это объясняется сознанием всех слоев населения, что старая власть вела нас к гибели. Если бы вы только знали, каким обездоленным и разорённым приняли мы военное хозяйство от старой власти!
Не то чтобы разорённым, но говоря к массе, приходится огрублять краски, нюансов не передать.
— И я могу сказать, что в области снабжения мы уже достигли благоприятных результатов. — Всё ж оговорился: — ... до известной степени. На многих заводах были удалены техники и инженеры, работа пошла неудовлетворительно. Но сейчас дело обстоит лучше. Соединённые Штаты возьмут на себя упорядочение нашего транспорта...
Соединённые Штаты через Дальний Восток если помогут, то к концу 1917 года. А европейские союзники и блокадой перерезаны, да и мало чего шлют. Но надо пользоваться каждым случаем укреплять доверие к союзникам, на этом всё стоит.
— С продовольствием я скажу честно и откровенно, — (тем легче, что это не гучковская отрасль), — у нас в высокой степени неблагополучно. Как ни сильна была разруха при старом строе, но во главе государства всё же была власть, которую слушали. А сейчас местные органы не всегда исполняют требования центральных властей. Без сильной власти нам не обойтись. Да с продовольствием ещё сравнительно удовлетворительно, а вот с фуражом — положение трагическое. Вы ужаснулись бы, если бы знали цифры падежа лошадей на фронте. Я мог бы привести вам цифры и документы, но все, кто был на фронте, — это подтвердят.
Закричали — „правильно! верно!” Первый раз отозвалась аудитория, а то было хмуро-насуплено. Гучков и искал, на чём бы прийти к согласию и сочувствию.
— Раньше неподвоз объяснялся расстройством транспорта. Теперь мы транспорт наладили, — (во всяком случае так везде заявляет Некрасов, пусть), — но страна отказывается удовлетворить армию необходимым. Вы должны сказать стране: помогите нам! Снабжение армии всегда у нас обставлено было плохо. В военном деле, как ни в каком другом, свили себе гнездо злые силы России. И с этой кафедры я уже давно, 9 лет назад, в Государственной Думе указывал: мы не достигнем никакого успеха, пока язва нашей армии, протекционизм, не будет вырван с корнем. Но старая власть в лице военного министра Редигера, человека безусловно честного, заявила...
Боже, куда его занесло? Разве теперь воскресить эти старые думские эпизоды?.. Как ноги заплетаются в старой некошеной траве по колено.
— Когда началась война, мы предчувствовали, что будет катастрофа, пока не обновится весь командный состав. И когда катастрофа случилась, и мы требовали героических мер — то не добились ничего. И мы поняли, что без свержения старой власти мы погибли, что старый путь ведёт нас в гнилое болото.
Слушали молча.
— Господа! Ведь с тех пор, как Германия сокрушила Францию, 50 лет все народы несли деньги на вооружение. Полтора миллиона самых молодых и здоровых сил мы держали под ружьём и сотни миллионов рублей тратили на дредноуты, пушки, ружья, вместо того чтобы... на школьные и просветительные надобности. Ведь мы не три года ведём войну — мы ведём её 53 года, — и нужно, чтоб эта война была последней, чтоб мы и наши внуки начали устраивать широкие крестьянские массы, ибо ведь Россия — мужицкая страна.