116 
«Крест честной! Что за наваждение! Уж я бы запомнил такое лицо, если бы видал его прежде».
Он передал клещи подручному и, на ходу натягивая рубаху, направился к выходу. Джон отступил, давая барону дорогу.
– Вы звали меня, сэр?
– Да. Оливер хвалил тебя. Ты отличился сегодня, и я решил прибавить тебе денег к жалованью.
– Благодарю, милорд. Это кстати, так как я хотел попросить вас отпустить меня на короткое время из замка.
Рыцарь удивленно поднял брови.
– Вот как? Что же за нужда? А я, решив, что ты ловок в обращении со скотом, хотел было отправить тебя в Ньюкасл-апон-Тайн.
Джон помотал головой и удрученно взглянул на Майсгрейва.
– Никак не могу, сэр. Мне надобно съездить в Дурхем прямо сейчас. Дело у меня очень срочное.
На него был устремлен все тот же пристальный недоверчивый взгляд, какой несколько минут назад он перехватил в кузнице, и Дайтон поспешил с давно заготовленным ответом:
– Не гневайтесь, сэр Филип. Я не отлыниваю от службы. В Дурхеме у меня осталась милашка, и она вот-вот должна родить, если уже не родила, и я бы хотел оказаться там, когда явится на свет ребенок. Нам с супругой Господь не дал детей, и этот бастард – мой первенец.
Майсгрейв, оглядев его, подумал, что Дайтон не так уж и стар, как кажется, а в его узловатых руках таится немалая сила. И уж коли так…
– Что ж, езжай, Джон. Думаю, для тебя это важно. А если решишь послужить и далее в Гнезде Орла – буду рад. Здесь всегда нужда в хороших, умелых воинах.
– Я приеду, сэр. Клянусь, едва все наладится, тотчас прискачу.
Глядя в спину удаляющемуся барону, Дайтон улыбнулся колючей, недоброй улыбкой.
– Уж это так, сэр. Без меня теперь не обойтись.
В Дурхем он прибыл через два дня, однако сразу же был озадачен известием, что Ричарда Глостера в городе нет. Оказалось, что тот отправился к Перси и там, в Олнвике, вступил в переговоры с шотландским герцогом Олбэни.
Дайтон не знал, как быть. Спустившись с холма, на котором высилась мощная Дурхемская крепость, он забрел в первый же кабачок, чтобы за кружкой эля поразмыслить, как действовать дальше. Однако едва он занял место за столом у затянутого промасленным пергаментом оконца, как напротив него на скамью опустился человек в черном плаще.
– Было в высшей степени неосторожно с вашей стороны, сэр Джон, явиться в крепость и расспрашивать всех и каждого о герцоге. Вам было велено остановиться в этой таверне и ждать, когда его высочество сам найдет способ связаться с вами.
Дайтон со вздохом отхлебнул из кружки.
– Меня никто не предупредил, что герцога не окажется в Дурхеме, когда я явлюсь с докладом. Его высочество заверил меня, что будет с нетерпением ожидать вестей.
– Герцог Ричард отбыл на Север по этому же делу. Он верит в вас и считает, что вы справитесь с поручением. Поэтому он велел мне дождаться вас, выяснить ваши намерения и достаточно ли вы знаете для благополучной сдачи шотландцам Нейуорта, а затем немедленно ехать к нему.
Дайтон снова приложился к кружке и окинул недобрым взглядом этого желтоглазого мальчишку. Перед ним сидел Джеймс Тирелл, который в его глазах был олицетворением всего того, чего он мог достичь, если бы в свое время не навлек на себя гнев герцога. Тирелл состоял при особе его высочества, имел поместья в графстве Суффолк, больше того – он представлял герцога Ричарда в королевском совете. А ведь некогда, едва тот появился на службе у герцога, Ричард вскользь упомянул, что Тирелл по рождению нисколько не выше Джона. И вот теперь, вместо того чтобы явить очам принца свое усердие и сообразительность, он вынужден делиться своими замыслами с этим выскочкой, занявшим принадлежащее ему, Джону Дайтону, место подле герцога Ричарда, да еще и глотать упреки.
Он молчал, потягивая эль, и сумрачно глядел через плечо Тирелла, как дюжий трактирщик выталкивает за дверь всхлипывающего пьянчугу в лохмотьях. Сэр Джеймс не торопил его, лицо его оставалось бесстрастным, как у мраморной статуи, светлые глаза цвета патоки поблескивали из-под черного капюшона.
Дайтон не выдержал первым:
– Велите принести перо и бумагу. Я начерчу план замка.
Тирелл подозвал здоровенного кудрявого детину, сидевшего у огня:
– Майлс, сбегай-ка, голубчик, в лавочку, купи на четыре пенса перьев, чернил и бумаги.
Пока посыльный ходил, они все так же молча сидели за столом. Дайтон со злостью подумал, отчего этот выкормыш герцога так всегда мрачен и рядится в черное, словно носит траур по своей душе. Он невольно хмыкнул. Траур трауром, да только весь он из лучшего утрехтского бархата, какой можно себе позволить лишь благодаря службе у его высочества.
116 
