— Говорил же я тебе: у нее есть муж. И пока он жив, она не может выйти за другого, — сказал Генри, вороша кочергой головни, — в очаге сразу взвился целый огненный столб.
— И только поэтому ты на ней не женился?
— Не только. Я никогда не собирался на ней жениться, хотя она с удовольствием прибрала бы меня к рукам, да бедняга Уолтер ее подвел, пропал без вести.
— Стало быть, не собирался. Невыгодная она жена? Никакого от нее прибытка. Ни свежего войска, ни новых земель…
— Ах вот ты о чем…
— Да, я о том. Да простит меня Господь! У вас ведь был уговор с де Джиром, ты так хотел заполучить его земли, — пробормотала она, чувствуя, что еще немного — и она расхохочется, до того нелепыми показались ей вдруг эти дворяне, до того жалкими — донимают и себя и окружающих всякими глупостями, пыжатся…
— Розамунда, Христом Богом молю, уймись… хватит меня терзать, нечем тебе что ли заняться? Да, так уж устроена жизнь, ты как будто только вчера родилась. Но нам с тобой повезло, как везет немногим. Брак по расчету превратился в брак по любви. А вот тебе и вся правда — до нашей встречи у меня была любовница, которая родила мне двоих детей.
Розамунда опять открыла рот, чтобы что-то сказать, но он жестом остановил ее:
— В моем окружении такое случается сплошь и рядом. Если бы я не знался с женщинами, пошли бы сплетни о том, что я предпочитаю мальчиков. Такие причуды тебе понравились бы еще меньше, чем какая-то там любовница, причем в прошлом.
— Прошлое твое, а расплачиваться за него почему-то должна я. Эти крошки не идут у меня из головы.
— Послушай, что я тебе скажу. Если Уолтер так и не объявится, мы возьмем их в услужение к себе в замок — как только они подрастут.
— Ни за что! Как ты можешь такое говорить!
— Очень просто, дорогая женушка. Так все делают. Насчет девочки я еще не решил, а уж мальчика точно заберу.
— И объявишь его своим наследником?
— Нет, ведь он по рождению все равно останется незаконным, даже если я признаю его своим сыном. Будет служить у меня в гвардии или писарем — это уж что ему будет по нраву и на что хватит талантов.
— Ну а наши с тобой дети?
— Они и станут моими наследниками. Я объясню им, кто этот юноша, они меня поймут. Дело, как говорится, житейское. Многие знатные лорды держат при своем дворе прижитых на стороне детей.
К глазам Розамунды снова подступили слезы, и она дрожащими губами пролепетала:
— Всякий раз, как он попадется мне на глаза, я хочешь не хочешь буду вспоминать его мать.
Генри пожал плечами:
— Если тебе это так не по сердцу, поселим его при дворе какого-нибудь соседа. Я очень сожалею, что тебя заставили так страдать. И Бланш тоже весьма об этом пожалеет, обещаю. Ничего подобного больше не повторится. Спору нет, я должен был рассказать тебе про детей. Я горько теперь раскаиваюсь, прости меня, грешного.
Розамунда, однако, пока не собиралась ставить точку.
— Сколько же еще ублюдков ты посеял в округе? — с вызовом спросила она.
Он цинично усмехнулся ее запальчивости:
— Я уже давно не малое дитя и прожил в Рэвенскрэге большую часть своей жизни. Перестань мучить себя моим прошлым. Отряхнем его прах. — Он шутливо потер рука об руку, как бы разделываясь со всеми своими проступками. Это легкомыслие еще больше вывело Розамунду из себя.
— Это все, что ты можешь мне ответить?
— Ну чего еще ты от меня хочешь добиться? Я голоден, я устал, я трясся весь день в седле. Давай спустимся и поужинаем. Пора кончить этот разговор.
— Вот как? Как легко ты обо всем забываешь, мне бы так… Небось, уже забыл, что я спасла тебе жизнь? И вот какую я получила от тебя благодарность!
Он посмотрел на нее с искренним изумлением, не понимая, при чем тут его спасение.
— Я же сказал, что навсегда теперь твой должник, какой еще тебе надобно благодарности? Будь благоразумна, Розамунда. Что было, то было. Я не могу переделать свою жизнь наново.
— Ну так вот что я тебе скажу… Знай я про твой обман, еще бы подумала, стоит ли ради такого рисковать, — Розамунда уже не очень понимала, что говорит, — меня ведь могли убить, но у меня на уме была одна кручина — как бы тебя спасти… Я-то верила, что ты мой… а у тебя, оказывается, и дети уже есть, а эта рыжая сука божится, что ты до сих пор у нее пасешься, потому что у нее в запасе много всяких пакостей, от которых ты делаешься точно похотливый жеребец.
— Замолчи! С меня уже довольно! Мне ты поверишь или Бланш, теперь уже неважно. Завтра мне снова в поход, так что у тебя с лихвой будет времени выбрать.