— Благодарю вас, — прошептала она, плача от радости. Через несколько минут Розамунде уже помогали забраться в седло. Она получше завернулась в одеяло, поскольку ночь была холодной. Ее предусмотрительные спутники обернули тряпками копыта лошадей, не пожалев для этого собственной одежды. Они потихоньку двинулись по влажному лугу к дороге. За спиной путников слышались порою пьяные вопли и хохот, однако обошлось без погони.
Причудливые облака обступили со всех сторон полумесяц, они были похожи на штормовые волны, готовые поглотить золотой кораблик. Розамунда взглянула на небо, дивуясь его красе, которая заставила ее забыть даже о том, что она теперь свободна. Ее спасители пустили лошадей вскачь, и волосы Розамунды разметались по ветру. Стивен и его шайка остались далеко позади, а Розамунда и ее спасители во весь опор неслись домой, на север.
Всю неделю Генри натыкался на дорогах на разрозненные отряды своих наемников, возвращавшихся домой. Он объезжал свои владения, чтобы знать, какие понесены потери. Кое в каких дворах его встречали уже оправившиеся подчиненные. Генри подозревал, что они отправились домой задолго до последней резни, но наказывать никого не стал. Пусть люди хоть немного передохнут, новый военный поход наверняка не за горами, король снова призовет их на свою защиту.
Сегодня денек выдался неплохой, на голубом небосводе белело совсем немного облачков. Воздух был холодным, однако в нем не чувствовалось веяние весны. Безбрежное небо раскинулось над ним, Генри чуть задержался на пригорке, чтобы получше разглядеть свои владения, пустынные и просторные, так схожие с теперешним состоянием его души.
«Где же Розамунда», — опять спросил он себя, как спрашивал сотни раз на дню.
По совету отца Джона он исправно ходил в часовню молиться и ставил свечи. Все напрасно. Гонцы, посланные им в Лэнгли Гаттон и Виттон, вернулись без новостей. Розамунда будто бы совсем исчезла с лица земли. Дни бесплодного ожидания складывались в недели, и с каждой минутой крепла его уверенность в том, что к исчезновению Розамунды приложила свою белоснежную ручку Бланш.
Генри развернулся и поехал домой. Посеребренные светом солнца облака все плыли и плыли куда-то. Он взглянул против солнца на замок. Над северной башней развевалась женская косынка! У Генри чуть не выскочило из груди сердце. Неужели она вернулась?
Он не помня себя помчался домой, не щадя боков коня. Однако Генри ждало разочарование: во дворике замка его встретила Бланш.
— Добро пожаловать домой, милорд, — сказала она, присев в почтительном реверансе. — К вам посланник от сэра Мида Аэртона.
Посланник? — раздраженно буркнул он, пытаясь скрыть свое разочарование от встречи с нею. Что еще за посланник, ведь он только сегодня утром навещал Аэртона, опять что ли королю приспичило скликать всех на бой?
— Где он? — коротко добавил он, спрыгивая с седла и передавая поводья груму. — И с чем он припожаловал?
Бланш пожала плечами и, обиженно поджав губки, сказала:
— Мне он ничего не захотел говорить.
«Вот и молодчина», — подумал Генри и стремительным шагом направился к двери. Бланш все больше его раздражала. По расчетам лорда Рэвенскрэгского, его бывшая подруга должна была уехать еще несколько дней назад. Ничего подобного, она явно вознамерилась вернуть его привязанность, даже изъявила готовность сопровождать его в очередном походе за рекрутами. Он не сказал ей ни да ни нет. Говоря по совести, он просто не знал, что ей сказать. Если Розамунда уже точно никогда не вернется, не может же он всю жизнь прожить монахом. В недавнем прошлом он охотно предавался с Бланш плотским забавам, но… в сердце его была одна Розамунда, память о ней не отпускала. Да и вообще он не верил в то, что она ушла от него. Должна, должна открыться причина ее исчезновения.
А Бланш при всяком удобном случае продолжала измышлять наветы на свою соперницу, упорно стараясь посеять в сердце Генри неверие в любовь Розамунды. Более всего Бланш бесило его равнодушие, все ее попытки соблазнить его были тщетны. Она заметила, что особенно он избегал ее в те моменты, когда его потребность в женщине становилась особенно острой, и уж тем более не принимал из ее рук никаких кушаний и напитков. Видно, боялся, что она опоит его своим зельем и тогда ему не устоять.
— Я думал, ты уедешь сегодня утром, — сказал он, щелкнув от досады пальцами и проклиная себя за то, что не может с нею разделаться и терпит ее фокусы.