Особенно,... 
79 
Вокруг старого режима осталась лишь кучка холопов. Такая власть, как наша, только и может держаться провокацией, у неё других корней в жизни нет. Мы неоднократно предлагали вам поставить вопрос о провокационной деятельности правительства, ещё при Столыпине. Не наступает ли, господа, момент, когда внешняя война благодаря этой власти будет превращена, господа, именно в гражданскую войну? И я предлагаю вам, господа, иметь в виду эти перспективы!
(И за что уж Ленин так беспощадно поносил этого милого Чхеидзе?)
А тут опять подоспевает неутомимый быстроголосый Керенский с вёрткою головой:
Думское большинство всегда неохотно защищает трудящихся, ибо классово едино с правительством. Мой товарищ Чхеидзе говорил вам: смотрите! война внешняя превратится в войну гражданскую. И если вы – со страной, то вы должны перейти от слов к делу сейчас!
А ещё же – запрос об устранении от заседаний прогрессивных членов Государственного Совета.
А ещё же – запрос о закрытии Путиловского завода – и, конечно, опять
Керенский: Я слишком волнуюсь в настоящий момент, чтобы говорить о темах, которых следовало бы коснуться. Но ведь это уже – состояние, когда почти нельзя управлять.
И – вот им, прогрессивному большинству:
Вы не боретесь за то, чтобы власть безумная не губила государства.
Надо спешить отвечать, спасая кадетскую честь.
Шингарёв: Очень много горькой правды… Безумная власть… Мы должны потребовать, чтоб она, наконец, или сумела справиться с делом или убиралась бы вон из государства! (Бурные продолжительные рукоплескания слева и в центре).
А что до путиловской забастовки, ну
мастера побили там, вывезли что ли его на тачке, я не знаю.
Шульгин: Какие рабочие, за что и почему уволены на Путиловском – никто из нас понятия не имеет. При таких условиях вмешиваться в жизнь завода, руководимого военными властями…
Родзянко суетливо и сбивчиво проголосовывает предложение Керенского принять обратно всех уволенных рабочих.
Чем далее отмалчивается правительство, тем смелее депутаты. Правительство честят в тех словах, как будто его уже и нет в России. В успешной новой роли любимца общества не устаёт выламываться и Пуришкевич, в последние месяцы совершивший сенсационный перескок из крайне правых едва ли не в кадеты и безнаказанный за убийство. Трибуна не остаётся пустой, и ораторы переполнены нарастающим избытком чувств и слов. Уже торжествует с трибуны Скобелев, что на петроградских улицах – волнения и отбирают трамвайные рукоятки.
Керенский: Мы требуем, чтобы вы, власть, подчинились требованиям страны и ушли с ваших мест!
24 февраля переполашивается Дума новым срочным запросом: какие меры предпринимает правительство для урегулирования продовольственного положения в Петрограде? Как пропустить такой прекрасный повод для раздирающих речей? То шёл – продовольственный вопрос вообще в России, почти академический, его можно было и покинуть. Теперь – жизненный: тут, у нас, в Петрограде!
Шингарёв. Несмотря на пожелание Государственной Думы, в Петрограде продовольствием занимается градоначальник Балк, его уполномоченный Вейс. Петроградская городская дума ещё с ноября требовала себе права внеочередной закупки и перевозки хлеба (ведь им нужнее всех!) – и не получила. В феврале постановила – карточную систему, фунт на человека (от этих-то слухов и начались все петроградские хлебные волнения) – а уполномоченный не соглашается. Но если он заявляет, что хлеба в Петрограде на 20 дней – то где же этот хлеб? (В лавках хлеба хватает до 5 вечера, а вечером приходится ездить в другие районы).
Подан запрос – пусть начинается исправление? (Да знают лидеры кадетов, что через 2 часа на совещании Родзянки с правительством всё решится полюбовно, в самом благоприятном смысле). О нет, теперь-то и повод осветить политические аспекты и разжечь страсти!
Родичев: Роковое развитие событий, наступило наконец
(тут есть и радость! желанная музыка!)
то, против чего мы два с половиной года предостерегаем. Власть, которая в минуту народного бедствия не хочет собирать Государственную Думу, – ведёт народ к гибели. Негодность и преступность избранного пути… Они сами пришли к сознанию, как к ним относится русский народ, и несмотря на это остаются на своих местах. Мы переживаем тот двенадцатый час, после которого нет спасения! Правительство, в котором министра не отличишь от мошенника, – и все они назначены влиянием, которое мы не можем не назвать изменническим. (Слева рукоплескания: «Верно!») И вот, господа, настала последняя минута, когда эта власть измены может прекратиться. Это им – казнь, достойная дел, которые они совершили. Именем голодного народа мы требуем власти, достойной судеб великого народа! – призвать людей, которым вся Россия может верить!
79 
