– Вы… должно быть, получили мое письмо. – Это все, что она могла сейчас сказать.
Джеффри кивнул головой, но остался на прежнем месте. Он смотрел на нее в упор в холодном молчании. Тогда ей пришло в голову, что она тоже сильно изменилась. Возможно, ее внешний вид производил на него отталкивающее впечатление. Она стояла перед ним с голыми грязными ногами и растрепанной головой, дырами и пятнами на своем зеленом шелковом платье. Теперь у нее мало общего с той модной элегантной девушкой, в которую он совсем недавно был влюблен.
– Непривычно видеть вас в этой форменной одежде, – сказала она, пытаясь хоть немного ослабить тягостное напряжение, испытываемое обоими. – В ней вы выглядите… очень необычно.
– Я поступил на службу в кавалерию его величества.
Он сказал это легким и беспристрастным тоном. Потом бросил беглый взгляд в сторону Бесс, которая приоткрыла рот от изумления и откровенно рассматривала его своими ореховыми глазами. Наконец, придя в себя, Бесс перевела глаза на Дизайр и многозначительно улыбнулась, чтобы, таким образом, приободрить ее. Затем схватила Уинни за руку, поставила ее на ноги и повела к выходу из камеры. Когда Бесс вместе с безропотно последовавшей за ней девушкой оказалась в мрачном коридоре, она задержалась у двери, и, напрягая слух, стала ловить каждое слово, доносившееся из камеры.
Джеффри осмотрелся и брезгливо повел носом.
– Омерзительная дыра, – сказал он. – Чудовищное зловоние. Наверное, через месяц или два воздух здесь станет еще хуже.
Он явно старался придерживаться нейтральной темы и избегал непосредственного обращения к Дизайр. Даже в отсутствие других девушек он не мог заставить себя говорить непринужденно и открыто выразить свои чувства. В связывавшем их невидимом мостике недоставало одного звена.
– Даже если бы вы не откликнулись на мое письмо, я не таила бы на вас обиды, – сказала Дизайр, решившись взглянуть ему прямо в глаза.
– Я не хотел приходить. Одному Богу известно, как мне было тяжело заставить себя снова увидеться с вами. Даже после того, как ваш друг, квакер, сумел разыскать меня, я не решался. Этому квакеру, должно быть, пришлось потратить немало сил, чтобы добраться до меня – ведь я не живу больше вместе с Ровеной и матерью. Но такие, как он, обладают поразительным упорством. Он явился прямо в штаб-квартиру нашего полка. Часовой пытался вышвырнуть его за ворота. Над ним издевались и угрожали расправой, но он не отступил. В конечном счете, охрана сдалась, и он выполнил свой долг.
– Значит, вы живете в… казарме?
– В одной комнате со мной проживают еще несколько холостяков-офицеров из моего же полка, – пояснил Джеффри.
– Раньше вы никогда не говорили о своем желании стать военным. Почему вы решили избрать для себя такую карьеру?
Он порывисто приблизился к ней, видимо, не в силах больше следовать выбранным им заранее дистанции и поведению.
– Мне нужно было уехать подальше от дома и всего, что могло напоминать мне о вас.
– Джеффри, а каким образом вам стало известно о…
– Первый, кто рассказал мне обо всем, был Боудин. Это произошло во время нашей случайной встречи в Уайтхолле. Он присутствовал там на королевском турнире, с боем петухов. Сначала мне показалось, что он, или сильно пьян, или выжил из ума. Но потом то же самое мне повторил Филипп Синклер. Я имею в виду то, что происходило в магистрате в тот знаменитый день. Тогда я понял, что они говорили правду.
Судя по частому и прерывистому дыханию, Джеффри сильно волновался и старался не потерять самообладания.
– Мне очень жаль, Джеффри. Я никогда не собиралась сознательно причинить вам зло. Что бы вы ни думали обо мне, в это можете верить.
Устремленные на нее синие глаза обдавали холодом, говорили о непреклонности.
– Почему я должен верить вашим словам? Вы с первого дня нашего знакомства лгали и притворялись. После того происшествия в «Золотом Якоре», когда я лежал без сознания, вы делали вид, что беспокоитесь за мою жизнь. Но ваша тревога была напускной. Действительно, с чего вдруг вы стали ухаживать за мной? Почему вы ни на минуту не отходили от моей постели? Неправда ли, все это не очень понятно? Тем более, что вы делали все это для совершенно чужого человека. Но мне теперь понятно, почему вы были ласковы и добры ко мне, как ангел. Все это время вы использовали меня для прикрытия. Потом вы пошли еще дальше: проникли к нам в дом, пользовались добротой моей матери и продолжали обманывать меня…