Последние отзывы

  21  

– А боль в голове?

– Наверное, солнце припекло.

– Парал говорит, что ломит ноги.

– Наверное, ловко подставили ему ногу. От подножки это случается. Я сам испытывал это. И не раз.

– О боги! – проговорила Аспазия, молитвенно сложив руки и склонив голову в знак полной покорности их воле. – Отвратите страшную болезнь от Парала!

Перикл вздрогнул. Неужели в довершение ко всему его дом посетит эта ужасная чума?! Нет, это было бы слишком. Разве мало жертв? Умерла сестра.. Умерли близкие и дальние родственники. Что еще надо судьбе?

Он сказал:

– Хорошо, что наш маленький Перикл в горах. Там воздух значительно чище.

– А Парал не послушался, – проговорила она.

– Он уже взрослый. У него свои мысли и свои дела, – заметил отец.

– Люди говорят: «Вот она отправила в горы своего сына, а пасынка оставила в душном городе».

– Мало ли что болтают, – сказал он.

Аспазия вздохнула глубоко-глубоко. Он подумал, что ей недостает воздуха.

– Смерть косит людей, – сказала она.

Да, он знает это. Жестокие набеги лакедемонян загнали жителей Аттики в Афины. Город набит до отказа. Оттого-то и чума. Больные горят словно в огне. Они тянутся к колодцам. Жажда, неутолимая жажда одолевает их. Внутренний жар все время гонит их к прохладе. В конце концов внутренний жар лишает их разума. Обезумевшие люди бросаются с крыш и разбиваются насмерть. Чума никого не щадит! Она – порождение войны со Спартой. Однако надо вытерпеть, выстоять, не поддаваться женскому плачу. Иначе – конец Афинам! Иначе – конец Аттике и ее могуществу! Чума есть следствие войны со Спартой…

– Вы, политики, – сказала Аспазия, – все хорошо объясняете. Умом это можно понять. Но что ты скажешь матери или овдовевшей жене, у которой на руках пятеро ртов? Удовлетворит ли ее твое объяснение?

Перикл, осунувшийся за последние месяцы, полностью сохранил то спокойствие, которое часто выводило из себя его врагов. Они кляли его, а он спокойно их выслушивал. Они поливали его грязью, а он слушал, слушал их внимательно. Они грозились ему, а он терпеливо выяснял все их претензии. О Перикл, до какого же предела простирается твое долготерпение?!

Он опустил голову на свои сильные руки. Большую голову на большие руки. Перикл сказал жене:

– Матерям объяснить все это невозможно. Вдову утешить трудно. Сердце не поймет и не примет всего этого. Однако человек – существо мыслящее. Там, где слабо сердце, должен прийти на помощь разум. Вот единственный путь для спасения Аттики. Другого нет и быть не может!

Аспазия нетерпеливо подняла руку. Это была и та и не та Аспазия. Та была одинокой гетерой. А эта – хозяйка дома, да еще какого! А эта – мать и жена.

– Не кажется ли тебе, что эллины заняты, может быть, очень важным, но весьма неблагодарным делом?

– Каким именно? – спросил Перикл, не подымая головы.

– Это дело – бесценный кладезь для добывания доблести и славы. Это дело – великий клад для историков вроде Геродота и Фукидида. Это дело – путь к славе и бессмертию. А я говорю: нет дела более неблагодарного и ужасного по самой сути своей, чем то, которым по горло сыты эллины.

Перикл медленно выпрямился, скрестил на груди руки и попытался угадать: какое же это такое необыкновенное дело? А потом – немного погодя – спросил:

– О каком деле говоришь, Аспазия?

– Прости меня, но мне казалось, что слова будут излишними. Разве изъясняюсь непонятно? Разве язык мой недостаточно ясен? Я говорю о великом, славном, прекрасном, но безумном предприятии.

– Смысл твоих слов будто понятен. Я только не знаю, к чему они прилагаются?

Аспазия вытянула руку, указывая перстом прямо на Перикла. На глаза его. На самые зрачки!

– Ты, великий Перикл, не можешь понять меня?

– Вот в эту минуту – нет.

– В таком случае мне придется продолжать свою речь.

Перикл кивнул: дескать, придется.

И Аспазия сказала:

– Неужели это не приходило в голову даже тебе? – Она подбоченилась, как истая милетянка. – Неужели? Вот континент, на котором живут люди, говорящие на одном языке и происходящие от одного корня-матери. Это – эллины. Вот острова, разбросанные по трем морям. И на них тоже живут люди одного корня и одного языка с нами. Что же происходит? Что я наблюдаю вот уже с тех самых пор, как я начала кое-как понимать этот свет? А происходит самое непонятное и ужасное: эллины заняты – притом основательно – уничтожением друг друга… Нет и не было в прошлом людей, более искусных в самоуничтожении. Если бы я имела к тому способности, то написала бы об этом целую книгу. Представь себе: искусство самоуничтожения! Как это тебе нравится?

  21