– В связи с этим совет директоров постановил: не спросить ли нам мнение тонгарских воронов.
– Тонгарские вороны? Что за вороны такие? Управляющий непонимающе посмотрел на меня:
– Что же получается? Вы приняли участие в конкурсе, не зная ничего о тонгарских воронах?
– Извините, пожалуйста. Мне как-то и в голову не пришло...
– Да-а... Ну и дела! – покачал головой управляющий. – Как же так?.. Ну, ладно. Тогда следуйте за мной.
Мы вышли из приемной, прошли по коридору, поднялись на лифте на шестой этаж и снова оказались в коридоре; в конце его была большая металлическая дверь. Управляющий надавил кнопку звонка, тут же появился крепкого телосложения охранник и, убедившись, кто перед ним, отпер дверь ключом. Ничего себе охрана, подумал я.
– Здесь живут тонгарские вороны, – просветил меня управляющий. – Особая порода. Издавна питается только тонгарияки и ничем другим.
Других объяснений не требовалось. В помещении, куда мы вошли, находилось больше сотни птиц. Что-то вроде пустого склада с пятиметровыми потолками и несколькими перекладинами, на которых рядами сидели тонгарские вороны. Они оказались гораздо крупнее своих обычных собратьев: самые большие – с метр, те, что поменьше, – сантиметров шестьдесят. Приглядевшись, я понял, что вороны слепые. Вместо глаз у них были какие-то белые жировые комочки. Вдобавок они раздулись, как шары, – казалось, того и гляди лопнут.
Услышав наши шаги, вороны захлопали крыльями и загалдели все разом. Их гвалт поначалу оглушил, но, немного привыкнув, я понял, что они кричат: «Тонгарияки! Тонгарияки!» Омерзительные твари. На вид, во всяком случае.
Управляющий достал из коробки тонгарияки и рассыпал их по полу. Тут же вся стоголовая стая сорвалась с насестов и с жадностью накинулась на угощение. Сражаясь за каждую крошку, вороны хватали друг друга за лапы, целили клювами в глаза. Ага! Ясно теперь, почему они тут слепые.
Дальше управляющий взял другую коробку и тоже высыпал ее содержимое – на первый взгляд, такие же тонгарияки – на пол.
– А вот – то, что не прошло по конкурсу. Вороны опять бросились к еде, но, поняв, с чем имеют дело, жрать не стали и подняли сердитый гвалт.
– Тонгарияки! Тонгарияки! Тонгарияки! – орали они во все горло. Звук раскатывался под потолком, нещадно терзая мои уши.
– Смотрите! Они едят только настоящие тонгарияки, – торжествовал управляющий. – Их не проведешь.
– Тонгарияки! Тонгарияки! Тонгарияки!
– А теперь предложим им ваши новые тонгарияки. Станут есть – прошли по конкурсу, не станут – значит, не судьба.
Мне стало не по себе. Предчувствие подсказывало: ничего хорошего из этого не получится. Разве можно решать такое дело, пытаясь скормить что-то этой дикой банде! Неправильно это. Но управляющий плевать хотел на мое мнение и бодренько разметал по полу мою «конкурсную продукцию». Вороны немедленно метнулись к ней, и тут началось что-то невообразимое. Некоторым птицам мои тонгарияки пришлись по вкусу, и они принялись их пожирать. Другие, схватив кусок, отхаркивали его и поднимали крик: «Тонгарияки!» Ворон, которому ничего не досталось, пришел в дикое возбуждение и долбанул клювом в горло того, кто успел что-то урвать. Брызнула кровь. Еще одна птица налетела на брошенный кусок, но огромный ворон, издав боевой клич: «Тонгарияки!», напал на нее и распорол брюхо. Вспыхнула потасовка. Кровь вызывала новую кровь, ненависть рождала новую ненависть. Было бы из-за чего... Из-за какого-то сладкого кусочка. Но для воронов этот кусочек означал все. Те тонгарияки или не те... Вопрос жизни и смерти.
– Глядите, что творится! – посетовал управляющий. – Я бросил, а они, видно, не ожидали. Прямо бешеными стали.
Я покинул поле боя в одиночку, спустился на лифте и вышел из здания, где размещалась фирма. Жаль, конечно, что сорвалось с двумя миллионами, но прожить долгую жизнь, имея дело с этим вороньем... нет уж, увольте.
Я решил дальше готовить только то, что мне захочется, – и только для себя. А вороны пусть хоть до смерти друг друга заклюют.
Бедность в форме чизкейка
Мы называли это место «треугольником». А как иначе? Не представляю. Этот клочок земли действительно имел форму идеального, будто нарисованного, треугольника. Мы жили там вдвоем. Было это году в семьдесят третьем или семьдесят четвертом.
Если треугольник представляется вам в форме эдакого дельтовидного крыла, то наш был совсем другой – вытянутый и узкий, как клин. Можно объяснить более наглядно: перед вами круглый чизкейк. Берете нож и разрезаете его на двенадцать частей. Получается что-то вроде расчерченного циферблата или окружности, поделенной на двенадцать тридцатиградусных сегментов – кусков торта. Кладете один на тарелку и, прихлебывая чай, спокойно его разглядываете. По форме этот кусок – точь-в-точь наш треугольник.