— Потому что старался защитить меня.
— От кого?
— От вас и доктора Боннера. Кэл не хотел, чтобы вы знали о том, что я ему сделала.
— Рассказывай! — Ярость исказила лицо Линн. Джейн видела перед собой львицу, детенышу которой грозила опасность. Пусть детеныш этот — царь джунглей. — Рассказывай все!
Энни взяла миску с наломанными стручками.
— Я иду в дом и приготовлю фасоль, как мне нравится. Джейни Боннер, ты останешься здесь, пока не уладишь этот вопрос с Эмбер Линн, слышишь меня? — И старуха поплелась к заднему крыльцу.
Йоги отказывались служить Джейн, и она плюхнулась на парусиновый стул. Линн взяла второй стул, села напротив Джейн. Джейн вспомнилась молоденькая девушка, которая до двух часов ночи пекла пирожки, чтобы кормить мужа и ребенка. Это дорогое желтое платье и броские янтарные серьги не могли скрыть главного: эта женщина знала, как постоять за себя.
Джейн положила руки на колени, переплела пальцы.
— Кэл не хотел причинять вам и своему отцу лишнюю боль. Вы столько пережили в прошлом году. Он думал… — Она опустила глаза. — Чистая правда состоит в том, что я отчаянно хотела ребенка и обманом добилась, чтобы он переспал со мной.
— Добилась чего?
Джейн заставила себя вскинуть голову.
— Я поступила плохо. Нечестно. Я не собиралась говорить ему.
— Но он узнал. Джейн кивнула.
Губы Линн превратились в узкую полоску.
— Кто принимал решение о браке?
— Он. Он угрожал вытащить меня в суд и добиться опеки над ребенком, если я не соглашусь. Теперь я знаю его лучше и сомневаюсь, чтобы он довел дело до суда, но тогда я ему поверила.
Глубоко вдохнув, она начала с того утра, когда на пороге ее дома возникла Джоди Пулански, рассказала о подарке, который футболисты решили преподнести Кэлу на день рождения, объяснила, с каким тщанием она подходила к выбору отца ее ребенка. Говорила она, ничего не скрывая, не пытаясь обелить себя.
Когда она описывала свою реакцию на телевизионный образ Кэла и спонтанно возникшее желание задействовать его в процессе зачатия, с губ Линн сорвался то ли вопль ужаса, то ли истеричный смешок.
— Ты хочешь сказать, что выбрала Кэла, решив, что он глуп?
Джейн хотела было объяснить Линн, что на такую мысль натолкнул ее лексикон Кэла и его внешний вид: великолепные мускулы и очевидная туповатость, но быстро сообразила, что любящей матери такого просто не понять.
— Вероятно, я не правильно оценила его, хотя поняла это лишь через несколько недель, после того как мы поженились.
— Все знают, что ума Кэлу не занимать. Как ты могла поверить в обратное?
— Наверное, некоторые из нас не так умны, как кажется нам самим. — Она продолжила рассказ, закончив тем, как репортеры пронюхали об их браке, и она приняла решение поехать с ним в Солвейшен.
Лицо Линн полыхнуло, и, к изумлению Джейн, она поняла, что сердится свекровь не на нее.
— Кэл мог бы сразу сказать мне правду.
— Он не хотел, чтобы вы знали об этом. Он сказал, что в лгуны вы не годитесь, а потому история эта дошла бы и до других ушей, если бы он все вам рассказал.
— Ничего не сказал даже Этану? Джейн покачала головой.
— В прошлую пятницу Этан видел меня… В общем, он понял, что я беременна, но Кэл попросил его никому ничего не говорить.
Глаза Линн превратились в щелочки.
— С этим ясно. Но не объясняет твоей враждебности по отношению к нам.
Джейн вновь пришлось заставить себя не отвести взгляд.
— Я уже сказала, что согласилась на развод после рождения ребенка. Вы недавно потеряли одну невестку, которую вы любили, и не хотелось причинять вам лишнюю боль. Вдруг бы вы привязались ко второй, а она тут же развелась бы с вашим сыном. Впрочем, едва ли привязались бы, — торопливо добавила она. — Я знаю, что жену Кэла вы видели не такой. Однако я не могла втираться в доверие к вашей семье, зная, что скоро наши пути разойдутся.
— И ты решила сразу конфликтовать с нами.
— Путь наименьшего сопротивления.
— Понятно. — Выражение лица изменилось, перед Джейн вновь сидела уверенная в себе женщина. Ее синие глаза пристально всмотрелись в Джейн. — А что ты чувствуешь по отношению к Кэлу?
Джейн замялась, затем ушла от правдивого ответа.
— Вину. Я бесконечно перед ним виновата.
— Люди говорили, что я хитростью затащила на себя Джима, чтобы забеременеть, но это не так.
— Вам было пятнадцать, Линн. А мне — тридцать четыре. Я знала, что делала.