114 
— Пока я гуляю, Джейн готовит завтрак. Моя мама хочет яичницу с беконом, но Джейн жарит оладьи или варит овсянку с кусочками свежих фруктов. Обычно я вхожу на кухню, когда они начинают ссориться по этому поводу. Джейн хитрая, и ей удается ладить с Энни лучше, чем остальным моим родственникам. После завтрака я слушаю музыку и прибираюсь на кухне.
— Какую музыку?
Он прекрасно знал какую. За долгие годы он всегда переключал приемники их автомобилей на станции, транслирующие классику и кантри.
— Я люблю Моцарта и Вивальди, Шопена, Рахманинова. Моя невестка отдает предпочтение классическому року. Иногда мы танцуем.
— Вы и… Джейн?
— Она так полюбила Рода Стюарта. — Линн рассмеялась. — Если он начинает петь, она заставляет меня бросить все дела и танцевать с ней. Ей нравится танцевать и под музыку новых групп… тех, что она никогда не слышала. Иногда она просто должна танцевать. Боюсь, что в молодости ей натанцеваться не удалось.
— Но она… я слышал, она — ученый, — осторожно вставил Джим.
— Да. Но теперь, по ее словам, у нее одна забота — растить ребенка.
Джим обдумал ее слова.
— Похоже, она — неординарная личность.
— Она прелесть. — И тут же, импульсивно, Линн добавила:
— Почему бы вам не поужинать с нами сегодня? Вы сможете получше с ней познакомиться.
— Вы меня приглашаете? — В голосе слышалось удивление и радость.
— Да. Думаю, что да.
— Хорошо. С удовольствием приду.
Какое-то время они шагали молча. Тропинка сузилась, она сошла на траву, ведя его к ручью. Подростками они приходили сюда десятки раз, сидели рядышком на бревне, которое давным-давно сгнило. Иногда наблюдали, как вода бежит по заросшим мхом валунам, но чаще всего занимались любовью. Вот и Кэла они зачали неподалеку.
Он откашлялся. Присел на ствол конского каштана, сваленного давно пронесшимся ураганом на берегу ручья.
— Совсем недавно вы очень сурово обошлись с моим сыном.
— Я знаю. — Она села рядом, не касаясь мужа. — Я оберегала внучку.
— Понятно.
Но она видела, что понимает он далеко не все. Всего несколько недель назад он ответил бы резкой репликой, а теперь он не злился, а скорее обдумывал ее слова. Неужели он начал ей доверять?
— Вы помните, как я сказал вам, что моя семейная жизнь рушится?
Линн напряглась.
— Помню.
— Это моя вина. Я просто хочу, чтобы вы знали об этом, если вы… намерены видеться со мной.
— Только ваша вина?
— На девяносто девять процентов. Я винил жену за собственные недостатки и даже этого не осознавал. — Он наклонился вперед, положил руки на колени, уставился на бегущую воду. — Долгие годы я убеждал себя, что мог бы стать знаменитым на весь мир эпидемиологом, если бы не женился таким молодым, но только после ее ухода понял, что заблуждался. — Он сцепил сильные пальцы, которые многим дали жизнь, а многих проводили в последний путь. — Я бы не познал счастья вдали от этих гор. Мне нравится быть сельским врачом.
Ее тронули чувства, столь явственно звучащие в его голосе, она подумала, что наконец-то он открыл ту частицу себя, которую вроде бы безвозвратно утерял.
— А ее один процент?
— Что? — Он повернулся к Линн.
— Вы сказали, что девяносто девять процентов вины лежит на вас. А как насчет ее одного процента?
— Даже это в действительности не ее вина. — Она не знала, то ли так отражалась вода в его глазах, то ли их переполняло сострадание. — Она из бедной семьи и не получила хорошего образования. Она говорит, что из-за этого я всегда смотрел на нее свысока, и, возможно, права, как и во многом другом, но я думаю, она сама способствовала тому, чтобы я смотрел на нее свысока, потому что никогда не была о себе высокого мнения, хотя добилась многого. Другим на это не хватает и двух жизней.
Ее рот открылся, но она тут же сжала губы. Чего спорить, если сказана чистая правда?
На мгновение она позволила себе задуматься над тем, а чего она добилась в этой жизни. Увидела, какая ей потребовалась самодисциплина, сколько она приложила усилий, чтобы в результате стать женщиной, которой ей всегда хотелось быть. Словно со стороны она взглянула на себя, и то, что увидела, ей понравилось. Так почему же ей понадобилось столько времени, чтобы оценить себя по достоинству? Джим прав. Как она могла требовать от него уважения к собственной персоне, если сама этого уважения не испытывала? И, по разумению Линн, ее вина куда как превышала один процент, о чем она не замедлила сказать Джиму.
114 
