Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... 
125 
— Вставлял губку в женщину?
— Нет. А мужчина твоей мечты?
— Конечно, нет. Женщины не беременеют от грез…
Она осеклась, едва губка вошла в ее лоно. Его пальцы осторожно подталкивали губку вперед, и Абигейл не осознала, когда неприятные ощущения превратились в головокружительную потребность.
Она смотрела на темный силуэт, стоявший на коленях между ее ногами, и отчаянно пыталась взять себя в руки.
— Роберт!
— Что, Абигейл?
— Ты сказал, что отправился искать женщину в бурю.
Пальцы на мгновение замерли.
— Мне трудно поверить, что ты пустился в такое опасное путешествие, не захватив… всего необходимого.
— У меня с собой французские кондомы.
Голос из темноты снова звучал глухо и бесстрастно, словно не Роберт только сейчас подарил ей самое интимное наслаждение, какое мужчина может дать женщине, словно не он ее ласкал.
— Почему же сказал, что тебе нечем меня защитить? Он шумно вздохнул.
— Потому что раз в жизни хотел ощутить сжимающую меня женскую плоть, без этой чертовой резиновой калоши.
Сердце Абигейл встрепенулось.
— А что бы ты сделал, не окажись у меня губки?
— Возможно, устроил бы тебе спринцевание бренди.
Абигейл съежилась. Щипало довольно сильно.
— Думаю, что предпочла бы резиновую калошу, Роберт.
— Надеть?
Тьма и тишина были полными. Кажется, даже буря за окном притихла в ожидании ответа.
Она просто подвернувшаяся под руку замена другой женщине, моложе, красивее, той, ради которой он не побоялся бури. И все же…
Он хотел почувствовать именно ее плоть, как она жаждала ощутить его, каждую вену, каждый удар пульса. Все, чем он владел.
Ей даже показалось, что он желает ее с не меньшей силой, чем она — его.
Но это, разумеется, невозможно.
Ураган уляжется, и все, что у нее останется, — воспоминания о волшебной ночи.
— Нет. Ты не войдешь в меня? Пожалуйста. Я вполне готова благодаря тебе.
— «Вполне готова» еще не значит, что готова по‑настоящему. Я хочу, чтобы ты открылась до конца. Начнем урок. Когда я начну вынимать пальцы, сожми их как можно сильнее.
Послышался тихий чмокающий звук. Абигейл напряглась, чтобы не дать его пальцам ускользнуть.
— Расслабься, Абигейл. Теперь снова натужься.
Теплые губы пощекотали ее колено: нежданная ласка — и ее лоно раскрылось само собой, без всяких усилий втягивая все три пальца, кончики, первый сустав, второй…
— Самое главное — растянуть твой девический барьер, а это значит растянуть тебя. Я человек твоей мечты, Абигейл. Не сопротивляйся, откройся, я не толще, чем эти три пальца вместе. Вот так. Сжимай… расслабься… это определенный ритм, как в танце. Позволь мне открыть тебя, Абигейл, сделать такой мокрой, чтобы я утонул в тебе.
Но пока, кажется, она тонула сама. В наслаждении.
Значит, вот что делают вместе мужчина и женщина. Непередаваемо интимно… Лучше всякой фантазии, всякой книги. Жаркие томительные ощущения, хрипловатый тембр голоса Роберта выманили Абигейл из надежного убежища ее викторианского мирка в мир запретной чувственности, о чем она всегда мечтала.
Откинув голову, она позволила пальцам делать с ней все: возбуждать, раскрывать, как створки раковины, проникать глубже, еще глубже, пока она не задохнулась, и…
— Как он брал тебя в мечтах?
Опять Роберт вторгся в ее грезы.
— Я… я лежала на спине.
— Мои пальцы по‑прежнему причиняют тебе боль?
— Нет.
Она приподняла бедра, чтобы принять его в себя.
— Чего ты хочешь, Абигейл?
Безумного, сладостного наслаждения.
— Больше!
Он неожиданно отстранился, уперся кулаками в подушку по обе стороны ее головы. Жесткие волосатые ноги развели ее бедра еще шире, огромный жезл, обжигающий и твердый, уперся во врата ее лона.
— Вот так? — прорычал он. — Именно так ты теряешь невинность в мечтах, Абигейл? С широко раздвинутыми ногами?
— Да.
Абигейл вцепилась в его мокрые от пота плечи. Под ладонями перекатывались мускулы, настоящие, не выдуманные.
Она жадно провела руками по его спине, ощутив мышцы, которых у женщин не бывает, впилась ногтями в маленькие упругие ягодицы, сохраняя в памяти его тело на все долгие пустые месяцы и годы, что лежали впереди. И все это время его непокорная плоть подрагивала и пульсировала у ее лона. И она была широко раскрыта и полностью доступна вторжению. Кажется, все свершается слишком быстро.
125 
