Последние отзывы

  72  

– Я понимаю,– ответила Элинор. – Вы хотели бы сообщить мне что-то о мистере Уиллоби. Нечто такое, что еще больше обличит его характер. Разумеется, это самая дружеская услуга, какую вы можете оказать Марианне. Я буду благодарна за все, что услышу, как будет и она... но только со временем. Прошу, прошу вас рассказать мне все.

– Непременно. Короче говоря, когда я уехал из Бартона в октябре... Нет, так вам будет трудно понять... Я должен вернуться в прошлое. Боюсь, мисс Дэшвуд, во мне вы найдете очень плохого рассказчика. Не знаю даже, с чего начать. Нет, без моей собственной истории, к сожалению, обойтись нельзя. Но тут я, правда, буду краток. Такая тема,– добавил он с тяжелым вздохом,– не соблазнит меня на излишние подробности.

Он умолк, собираясь с мыслями, а затем с новым вздохом продолжал:

– Вероятно, вы забыли разговор... ведь на вас он, полагаю, никакого впечатления произвести не мог... Наш разговор как-то вечером в Бартон-парке – во время танцев – когда я упомянул, что ваша сестра Марианна немного напоминает мне одну мою давнюю знакомую.

– Нет-нет,– сказала Элинор,– я отлично помню.

Ему как будто было приятно, что она не забыла.

– Если меня не обманывает, не дразнит пристрастная память, они были сходны не только наружностью, но и по натуре. Тот же сердечный жар, та же пылкость воображения и характера. Та, о ком я говорю, была близкая моя родственница, осиротевшая во младенчестве и находившаяся под опекой моего отца. Почти однолетки, мы с самого нежного возраста играли вместе и делили все забавы. Не помню времени, когда б я не любил Элизы. Когда же мы выросли, я питал к ней чувство, на которое, возможно, вы, судя по нынешней моей угрюмости, не сочтете меня способным. Ее же привязанность ко мне, я убежден, была столь же горячей, как вашей сестры – к мистеру Уиллоби, и столь же злосчастной, хотя и по иной причине. В семнадцать лет я потерял ее навеки. Ее выдали замуж, выдали против ее воли за моего брата. Она была богата, а наше родовое имение обременяли долги. Боюсь, лишь этим объяснялось поведение того, кто был ее дядей и опекуном. Мой брат был ее не достоин, он даже не любил ее. Я лелеял надежду, что ее чувство ко мне послужит ей опорой во всех бедах, и некоторое время так оно и было. Но, наконец, горестность ее положения – с ней обходились с большой жестокостью – ослабила ее решимость, и хотя она обещала мне, что ничему... Но как путанно я рассказываю! Я ведь даже не упомянул, как все это произошло. Мы решили бежать в Шотландию, и ждать оставалось лишь несколько часов, когда горничная моей кузины выдала нашу тайну, то ли по легкомыслию, то ли из коварства. Меня отослали к родственнику, жившему совсем в другой части страны, а ее лишили свободы, общества, каких бы то ни было развлечений, пока мой отец не настоял на своем. Я слишком полагался на ее твердость, и удар оказался суровым, но, будь ее брак счастливым, наверное, я, тогда еще совсем юный, через несколько месяцев примирился бы с ним, и, уж во всяком случае, не сожалел бы о нем сейчас. Но счастливым он не был. Мой брат не питал к ней ни малейшей привязанности, его влекли низменные удовольствия, и с самого начала он обходился с ней дурно. Следствие всего этого для столь молодой, живой и неопытной женщины, как миссис Брэндон, было лишь естественным. Вначале она смирилась со своей злополучной участью, и было бы лучше, если бы она не пережила тех страданий, которые вызывали в ней воспоминания обо мне. Но можно ли удивляться, что верность подобному мужу хранить было трудно и что, не имея друга, который мог бы дать ей добрый совет или удержать ее (мой отец прожил после их свадьбы лишь несколько месяцев, я же находился с моим полком в Индии), она пала? Если бы я остался в Англии, быть может... Но я решил ради счастья их обоих не видеться с нею несколько лет и ради этого добился перевода в другой полк. Потрясение, которое я испытал, узнав о ее свадьбе,– продолжал он с необыкновенным волнением,– было пустяком по сравнению с тем, что я почувствовал, когда примерно два года спустя до меня дошла весть о ее разводе. Вот откуда эта мрачность... Даже сейчас мысль о тех страданиях...

Его голос прервался, он поспешно встал и несколько раз прошелся по комнате. Элинор, тронутая его признанием и, еще больше, этой душевной бурей, не могла вымолвить ни слова. Он увидел ее исполненный сочувствия взгляд, подошел к ней, взял ее руку, пожал, а затем поцеловал с почтительной благодарностью. Через две-три минуты он справился с собой и продолжал уже спокойно:

  72