220 
А между тем – толклись к Корнилову корреспонденты газет, получать новые интервью для публики: что именно думает и хочет сказать командующий по поводу славного революционного петроградского гарнизона?
И что же? – врать, делать счастливую мину? Разозлясь, переступил оглядку на Совет депутатов и сказал «Речи»:
– Выборное начало в армии – нежизненно. Оно не может содействовать силе армии, а скорей породит рознь. На фронте надо не рассуждать, а делать.
А ещё же вливался в служебный день командующего поток приветствий от многих частей со всей тыловой России, от гарнизонов далёких городов и городишек, и все они выражали восторг от революции, благополучие своего состояния (можно вообразить), – то от конного полка из Харбина, то от гарнизона Вологды, а и штатские не ленились слать почему-то командующему – из Томска какой-то Нахалович, председатель правления печатников, из Липецка какой-то Трунцевский, ото всех городских организаций.
Сегодня, в воскресный день, только и подошёл Корнилов к этому столу, где навалены были приветствия, перебирал и удивлялся.
И вдруг ещё больше удивился, услышав отчётливо через окна – маршевую музыку.
Да кажется волынский марш.
Подошёл к окну – да: на Дворцовую площадь, в бледном солнце, нехолодно, с Невского заворачивала колонна в бескозырках. И со многими красными знамёнами, плакатами на двух палках – и вытягивалась вдоль Зимнего.
Что это? Ещё одна особенность нынешнего гарнизонного положения: не командующий назначал части явиться – а сама часть решала, когда б ей явиться к командующему.
Прибежали адъютанты, объяснили: Волынский батальон, отстаивая своё право считаться в революции зачинателем, ходил в Государственную Думу, а оттуда пришёл представиться командующему.
И что же оставалось командующему? Надо идти и приветствовать.
Надевал свою фронтовую шинель. (Красной генеральской подкладки сроду он не нашивал – так меньше красного было и сегодня.)
Да, с этим первенством. Когда он был у волынцев три дня назад, ему говорили, что есть же самые первые, кто начали всю революцию, только спор идёт, кто именно: говорили – старший унтер Кирпичников, другие – будто прапорщик Астахов, третьи – ещё кто-то. А так как весь выход воспитания гарнизона оставался – льстить и хвалить, так может первого -то был смысл – отметить?
Когда Корнилов в сопровождении нескольких офицеров вышел на площадь и по косой пошёл к батальону – тот весь уже был выстроен, лицом к Главному Штабу, и так же повёрнуты все знамёна и плакаты, так что на ходу имел генерал удовольствие и прочесть некоторые: «Готовьте снаряды!», «Война до полной победы!», «Не забывайте своих братьев в окопах!». Что ж, надписи хороши, ни одной дерзкой, кроме «Да здравствует Совет рабочих депутатов», – но есть и в честь правительства.
И эти надписи подбодрили Корнилова. Да не могло измениться русское солдатское сердце! Они – не от зла так распустились, а – от растерянности: военный министр мямлит в приказах, одни офицеры разбежались, другие заискивают, – а солдаты, волынцы и всякие другие, бесхитростно бы готовы отдать свой долг родине, – откуда бы в них другое!
И Корнилов всё чётче и бодрей подходил к батальонному строю.
Не слишком полным подтверждением заметил, что офицеров – мало. А к нему навстречу спешил с рапортом… прапорщик. И доложил, что он – командир батальона.
М-да-а… Где же их полковники? капитаны?
– Слу-ушай! На-краул!
Подхватили винтовки на караул.
Командующий пошёл вдоль фронта и повелительным хриплым голосом здоровался. Рявкали в ответ – дружно, совсем неплохо.
– Да, – вспомнил Корнилов. – Где тут у вас такой Кирпичников?
– Уже прошли, господин генерал. В учебной команде.
– Ну, покажете во время марша.
Стал Корнилов посередине против строя, достаточно отдалённо, чтобы видели все, и выкрикивал речь. Отчасти по обязанности, отчасти искренно.
– Спасибо, братцы, за то, что вы пришли сюда. – (Без вызова.) – Вашей кровью запечатлелся новый порядок. – (Впрочем, кажется, у них потерь и не было.) – Славные петроградские войска сыграли огромную роль в добывании свободы. У вас – молодецкий вид, образцовая дисциплина. – (Ой-ой.) – С такими солдатами, как вы, никакой враг нам не страшен. Помните, братцы, что дав России свободу, мы не должны забывать о наших братьях в далёких окопах. – (Кто-то же из них написал, значит – помнят.) – Наш долг – дать им помощь людьми. Снарядами. И продовольствием. Спасибо вам за вашу преданность новому правительству. Верьте своим офицерам, они – не враги свободы, но желают родине только счастья.
220 
