Молодой оруженосец Ричарда Джеймс Тирелл подвел герцогу его боевого коня. Лоб животного защищала широкая стальная пластина с витым шипом между глаз, грудь и бока покрывала сетка из металлических колец. Конь горячился, фыркал и бил копытом землю. Ричард похлопал его по холке и легко, словно не чувствуя тяжести доспехов, поднялся в высокое кованое седло. Его неуклюжесть сразу исчезла, он казался ловким и изящным, настоящим воином без всякого изъяна.
Вокруг ржали лошади, из тумана возникали рыцари, коим было приказано оставаться в седле. Большинство из них прибыли к Йоркам со своими отрядами, но теперь, когда битву было решено вести пешим порядком, редко кто из них оставил при себе больше одного оруженосца.
Мимо Ричарда пронесся рыцарь в богатых серебристых доспехах. Под ним легко шел серый в яблоках пятнистый жеребец. Герцог проследил за ним взглядом. Рыцарь остановился неподалеку от герцога и застыл недвижно, словно статуя. Ричард даже слышал звон наборной сбруи его коня, когда тот встряхивал гривой и бил копытом влажную землю. В гордой посадке рыцаря, в том, как мягко, без усилий, он сдерживал горячего скакуна, было нечто столь привлекательное, что Глостер невольно загляделся.
В былые времена при одном лишь упоминании имени рыцаря Бурого Орла Ричард тотчас вспоминал о королеве Элизабет. Теперь же он думал об Анне Невиль. Майсгрейв скакал с ней бок о бок через всю Англию, был ее защитником и приближенным… или кем-то куда более близким. Ведь не отдал же он ее йоркистам, а предпочел разделить с нею опасности и изгнание. Впрочем, об этом знал только Эдуард, но он простил Майсгрейва, даже наградил и приблизил к себе, но никогда более не упоминал его имени в связи с принцессой Уэльской.
Тем не менее Ричарду казалось, что тайная нить связывает барона Майсгрейва и юную дочь Уорвика, недаром он велел своим людям установить слежку за сэром Филипом. Интуиция подсказывала герцогу, что Анна, безоглядно доверившаяся Майсгрейву год назад, и на этот раз попытается искать у него защиты. Однако Роберт Рэтклиф доложил, что им не удалось обнаружить, что Майсгрейв встречался с принцессой. Но одного из шпионов Рэтклифа, приставленного к Майсгрейву, нашли с перерезанным горлом в каком-то развалившемся сарае в Холборне.
Никто, кроме Майсгрейва, не мог сделать этого. Возможно, шпион что-то заметил, и барон решил избавиться от него, хотя не исключено, что надменный Майсгрейв просто обнаружил слежку и в ярости прикончил соглядатая. Это менее вероятно, ибо Бурый Орел слишком выдержан и хладнокровен для этого. Это значит, что долгое время за ним никто не следил, а затем Рэтклифу донесли, что Майсгрейва застали беседующим с баронессой Деборой Шенли.
Благонравная леди любезно толковала с убийцей своего первого супруга! Роберту Рэтклифу это сразу показалось подозрительным. Он и до этого наблюдал за баронессой, так как всем было известно, что принцесса к ней благоволит, а изложенная леди Деборой история побега принцессы из Тауэра казалась весьма мало правдоподобной. Однако от Анны следовало ожидать чего угодно, тем более что именно на свадьбе ее любимицы ее и сцапал Кларенс.
Рэтклиф – светлая голова, и он не спускал с Деборы Шенли глаз, пока не выследил Анну Невиль. Обе они покинули Лондон и следовали той же дорогой, где прошла армия Йорков. Рэтклифу оставалось только послать скорого гонца к Ричарду, чтобы он перехватил леди Шенли и ее так называемую служанку. Беглянки что-то заподозрили, потому что совершенно неожиданно двинулись в объезд. Но огни их отряда, когда они свернули в сторону с главной дороги, заметили скакавшие за ними люди Рэтклифа.
Ричард прислушался к звукам, долетающим из тумана, и снова взглянул на Майсгрейва. Год назад он помог Анне Невиль сбежать от Йорков, никто не поручится, что и сейчас он не помогал ей. Кларенс подозревает, что именно через Майсгрейва принцесса узнала о сговоре Джорджа с братьями. Прямых улик нет, если не считать того, что Анна видела Майсгрейва в Савое. Но Эдуард настолько уверен в преданности Бурого Орла, что напрочь отметает всякие подозрения.
Где-то впереди прозвучал сигнал к бою. Ричард тотчас забыл о Майсгрейве и весь превратился в слух. Откуда-то неслись приглушенные выкрики, хриплые звуки трубы. Туман делал все звуки нечеткими, неузнаваемыми, однако Ричард был достаточно опытным воином, чтобы определить, что это не звуки битвы. Труба ревела без умолку, бил барабан, порой раздавались отдаленные восклицания, но это отнюдь не походило на схватку. Затем все стихло.