Резиденция герцога и герцогини Кларенс – дворец Савой сиял на солнце медной крышей с украшениями и позолотой, слепил белизной свежей каменной кладки. Однако, даже заново отстроенный, дворец уступал в размерах и величественности своему предшественнику, сгоревшему во время восстания бедноты[10], но был куда более изящным и удобным.
Изабелла Невиль, услышав о прибытии сестры, вышла встретить ее в большом холле Савоя. Даже в домашней обстановке герцогиня Кларенс не позволяла себе одеваться просто, стремясь всегда и во всем подчеркивать свой высокий сан. Сейчас на ней было богатое платье из тяжелой миланской парчи, собранное под грудью в складки, дабы скрыть беременность, на деле только сильнее подчеркивавшее положение герцогини.
Шлейф платья нес за нею маленький забавный негритенок, наряженный в экзотическое тряпье, – не только любимая игрушка герцогини, но и предмет, на котором она частенько срывала досаду. Он испуганно поглядывал на свою госпожу круглыми, как пуговицы, глазами; она же шествовала словно богиня, гордо неся голову, которую венчала парчовая шапочка в виде широкого валика, облегавшего голову и очертаниями напоминавшего сердце.
В присутствии придворных и слуг сестры обменялись церемонными реверансами, и Анна, представив баронессу Шенли, поведала Изабелле о цели своего визита. Изабелла улыбнулась Деборе и сейчас же велела одной из придворных дам отвести покой для новой фрейлины. Затем она ласково подхватила сестру под руку и увлекла ее в свою любимую комнату в одной из башенок Савоя. Здесь они уселись в обложенные подушками кресла, а негритенок забился в угол за камином и застыл там в позе туземного божка.
– Прости, что Джордж не смог приветствовать тебя, – сказала герцогиня, когда они остались вдвоем. – Он вчера немного простыл, выпив холодного пива, и я уложила его среди грелок и перин.
Сестры смеялись, но Анна подумала, что ее вполне устраивает такая ситуация, ибо Джордж обычно смущал ее своими дерзкими комплиментами и назойливыми знаками внимания. Это заставляло нервничать Изабеллу.
Анна смотрела на сестру. Несмотря на все свое восхищение ею, она отметила, что та изменилась к худшему: черты лица ее утратили былую выразительность, а сухая кожа начала собираться ранними морщинками вокруг глаз. Однако глаза – прекрасные эмалево-голубые глаза – были все теми же.
Вместе с тем какая-то тень вечного недовольства с годами проступила на кротком облике Изабеллы, а в уголках губ залегли складки, придававшие лицу герцогини несколько брюзгливое выражение. «У нее самые роскошные волосы в Англии, – думала Анна. – Чистое золото, а она так усердно прячет их под головным убором и так высоко выбривает лоб – почти до темени! Эта мода – пятилетней давности, а во Франции она воспринимается едва ли не как дурной вкус».
Анна попыталась высказать все это сестре, но та лишь досадливо отмахнулась:
– Пустое! Я хочу сказать о другом. Я не стала отчитывать тебя при слугах, – голос стал строже, – но на правах старшей сестры отмечу, что бродить пешком по Лондону наследной принцессе никак не годится. Дева Мария! Что станут думать о тебе подданные, когда ты то и дело роняешь королевское достоинство, разгуливая словно какая-то служанка и заглядывая во все лавчонки?
Анна пожала плечами.
– Но ведь отец делает то же, и это не мешает ему оставаться великим герцогом.
– Но он не является наследником престола!
– Верно. Но он выше – он Делатель Королей!
Изабелла откинулась в кресле.
– С тобой всегда было трудно договориться, Нэн. Я думала, когда ты повзрослеешь и поумнеешь, это пройдет.
– Ты хочешь сказать, что я глупа, как гусыня? – подняла бровь Анна.
– Упаси Бог! Я бы ни за что не сказала это в глаза члену королевской семьи.
– Но непременно подумала бы, – уточнила Анна и, подойдя к сестре, обняла ее. – Не стоит, Изабель. Мы ведь не виделись почти неделю, и я пришла, потому что соскучилась. Ты знаешь, что для меня ты всегда самая совершенная леди, и я всему учусь у тебя.
Изабелла смягчилась, ласково погладила сестру по щеке и спросила:
– Ты была у мессы в соборе?
– Да. И знаешь, я беседовала с твоей свекровью.
– Бр-р… Что заставило тебя заговорить с этой старой шлюхой?
У Анны распахнулись глаза.
– Бог с тобой, Изабель! Ты ведь всегда звала ее матушкой, вы души не чаяли друг в друге!
– Могла ли я предполагать, что произойдет! Силы небесные! Так опозорить всю семью!