Харуки Мураками
ДЖАЗОВЫЕ ПОРТРЕТЫ
Джазовые портреты I
ВСТУПЛЕНИЕ
Школьником я обожал ходить в кино. Помнится, тогда я посмотрел фильм «Рождение песни»[1] с Дэнни Кэем в роли профессора, изучавшего классическую музыку. Профессор был довольно твердолобый — заперся в башне из слоновой кости, но, узнав о существовании джаза, пошел вразнос и стал запоем слушать джазовую музыку.
Эта комедия открыла для меня джаз. Ведь в ней снимались такие звезды, как Бенни Гудмен, Томми Дорси, Луи Армстронг, Лайонел Хэмптон и другие. Там их я и услышал.
Так что кино и джаз пришли в мою жизнь почти одновременно. Сначала я заразился свингом, часто звучавшим в кино, а постепенно дозрел до старого джаза. В старших классах я увлекся историей джаза. Тогда как раз появился бибоп, так что надо было приобщаться к новым стилям.
В мои студенческие годы Телониус Монк и Майлз Дэйвис уже были крупными фигурами. В расцвете сил находились «Сачмо» и Дюк Эллингтон. Еще были живы Джордж Луис и Кид Ори. В те годы я много слушал джаз — разных эпох и стилей.
Началась взрослая жизнь. Мне очень нравилась музыка, но музыкантом я не стал, а выбрал профессию иллюстратора. Время от времени я устраиваю персональные выставки. Темы выбираю не связанные с каждодневной работой. Нередко это любимые фильмы или музыка.
В 1992 году у меня была выставка «JAZZ». На свой вкус выбрал и нарисовал 20 джазменов. Мои работы понравились Харуки Мураками, который решил написать к ним эссе. В 1997 году я устроил выставку «SING». Потом вышла первая книга «Джазовых портретов», рассказывающая о 26 музыкантах.
Господин Мураками — более горячий и глубокий поклонник джаза, чем я. Картины с выставок разошлись по частным коллекциям, однако благодаря ему все мои музыканты вновь собрались вместе. И это приятно.
Макото Вада
Чет Бейкер
От музыки Чета Бейкера определенно веет юностью. В мире немало музыкантов, оставивших след в истории джаза, но я не знаю, смог бы кто-нибудь еще, кроме Бейкера, так ярко передать «дыхание юности».
Звук и слова позволяют ощутить душевную боль и мысленные образы, которыми наполнена музыка. Бейкеру с необычайной естественностью удавалось вдувать в свой инструмент воздух, превращая его в музыку. Ничего особенного для этого не требовалось, поскольку этим «чем-то особенным» был сам Бейкер.
Однако Бейкер вскоре утратил присущую ему «особость». Блеск и слава быстро прошли, растворившись во мраке, будто красивые сумерки в разгар лета. Неизбежное падение — следствие наркотической зависимости — грозило Бейкеру, как давно просроченный долг.
Бейкер похож на Джеймса Дина. Внешне. Своей харизмой и своим падением. Заглотив частицы эпохи, они оба щедро раздали их миру. Правда, в отличие от Дина, Бейкер пережил свою эпоху. Может быть, это прозвучит жестоко, но в этом была его трагедия.
Безусловно, в 70-е я был рад возвращению Бейкера и его повторному признанию. И все же, как воспоминание о нем и той эпохе, у меня навсегда останется в памяти его смелое и живое выступление на Западном побережье в середине 50-х, когда было достаточно одной искры, чтобы привести мир к конфронтации.
Первые известные выступления Чета Бейкера можно отнести к тому времени, когда он еще играл в квартете Джерри Маллигэна. Позднее Бейкер превосходно играл и в собственном коллективе. Эта 10-дюймовая пластинка, записанная в студии «Пасифик Рекордз», — самый первый альбом Бейкера. Многие ценят его за рассыпчатое, девственно чистое звучание и лирику. В своеобразной игре пианиста Расса Фримэна чувствуется свежесть, некий драйв, дающие саксофону Бейкера особый яркий фон.
За внешне открытой и честной игрой Бейкера в квартете чувствуется забытое одиночество. Стремительно пронзая воздух, нон-вибрато исчезают с удивительной легкостью. Мелодия, еще не став песней, поглощается окружающими стенами.
Это не значит, что в техническом плане игра Бейкера безупречна. Дело тут не в совершенстве мастерства. Его исполнение удивительно открыто. Возможно, у кого-то даже возникнет беспокойное чувство: мол, если и дальше так играть, можно когда-нибудь оступиться. В звучании Бейкера одновременно чувствуются искренность и грусть. Может быть, в его игре и нет глубины, передающей эпоху. Тем не менее отсутствие этой глубины волнует нам душу, как бы говоря: «Что-то похожее уже с нами когда-то было».