42 
Франческа, тяжело вздохнув, заняла позицию. Она страдала так долго, что несколько лишних минут не имели значения.
Флетчер положил руки ей на плечи и отвел волосы. Ей были противны его прикосновения. Определенно, он был вульгарен, совсем не ее тип мужчины.
— Франческа, наклоните шею чуть сильнее! — скомандовал Байрон. — Где гример?
— Здесь я, Байрон.
— Быстро сюда.
Гример непонимающе глянул на Байрона:
— Что вам нужно?
— Что мне нужно? — Байрон в театральном отчаянии развел руками.
— Ох верно. — Гример состроил извиняющуюся гримасу и позвал Салли, стоявшую за камерой:
— Эй, Калаверро, будь добра залезь в мой ящик и притащи клыки Флетчера, хорошо?
Клыки Флетчера? Франческа почувствовала, что внутри у нее все оборвалось.
Глава 7
— Клыки! — пронзительно взвизгнула Франческа. — А зачем Флетчеру клыки?
Салли сунула жуткие реквизиты в руку гримера:
— Это фильм о вампирах, милашка! А что по-твоему, он должен носить набедренную повязку?
Франческе показалось, что она очутилась в каком-то кошмарном сне. Отскочив от Флетчера Холла, она кружным путем направилась к Байрону.
— Вы лгали мне! — закричала Франческа. — Почему вы не сказали, что фильм о вампирах? Боже мой, да я за это на вас в суд подам! Я буду таскать вас по судам до конца вашей никчемной жизни. Если вы хоть на миг допустили, что я позволю своему имени появиться в… в… — Она опять была не в силах произнести ни единого слова! В ее сознании промелькнул образ Марисы Беренсон, изысканной Марисы, слушающей о произошедшем с бедняжкой Франческой Дей и хохочущей так, что слезы ручьями бегут по ее алебастровым щекам.
Стиснув кулачки, Франческа выкрикнула:
— Сию минуту скажите в точности, о чем этот ужасный фильм!
Байрон, явно обиженный, засопел.
— Он о жизни и смерти, о круговороте крови, этой квинтэссенции жизни, переходящей от одного человека к другому. Цепь метафизических событий, о которых вы, очевидно, не имеете ни малейшего представления. — И он гордо удалился с оскорбленным видом.
Салли выступила вперед и скрестила руки на груди, явно наслаждаясь происходящим:
— Эта картина о кучке стюардесс, снявших особняк, который вроде бы посещают привидения. У всех у них поочередно высасывает кровь бывший владелец особняка — наш старый добрый Флетчер, который последние сто лет или около того изнывал от тоски по своей утраченной любви — Люсинде.
Там еще есть побочная интрига с женщиной-вампиром и мужчиной-стриптизером, но это будет уже ближе к концу.
Франческа не стала дожидаться окончания. Окинув всех яростным взглядом, она выскочила из павильона. Ее кринолин мотался из стороны в сторону, а кровь кипела, когда она, выскочив из особняка, мчалась к трейлерам в поисках Лью Штайнера. Как же ее одурачили! Продать свою одежду и проехать половину земного шара только ради того, чтобы сыграть заштатную роль в фильме о вампирах!
Дрожа от ярости, она нашла Штайнера сидящим на металлическом столе под деревьями рядом с грузовиком, набитым продовольствием. Она так резко остановилась, что ее кринолин, ударившись о ножку стола, сзади задрался кверху.
— Я приняла это предложение лишь потому, что слышала, будто мистер Байрон имеет репутацию опытного режиссера! — произнесла она, рассекая воздух резким взмахом руки.
Он оторвал взгляд от наполовину съеденного бутерброда с ветчиной.
— Кто вам такое сказал?
Перед глазами Франчески всплыло самодовольное лицо Миранды Гвинвик, выражающее полное удовлетворение, и для нее все стало окончательно ясно. Миранда, имевшая репутацию феминистки, исходя из ложных побуждений, подстроила каверзу другой женщине в попытке защитить от нее своего брата!
— Да он сам говорил мне, что создает духовный манифест! — воскликнула она. — Боже правый, какое отношение имеет все это к духовным манифестам, или к жизненной силе, или к Феллини!
Штайнер ухмыльнулся:
— Как вы думаете, почему мы называем его лордом Байроном? Да потому, что благодаря ему любое дерьмо начинает звучать, как поэзия. Естественно, когда он закончит, оно по-прежнему остается дерьмом, но мы ему об этом не говорим. Байрон берет недорого, а работает быстро!
Франческа еще искала хоть какой-то лучик надежды, которого так жаждала ее оптимистичная душа:
— А что насчет Золотой пальмовой ветви?
— Золотой чего?
— Пальмовой ветви. — Она чувствовала себя, как последняя идиотка. — На кинофестивале в Каннах.
42 
