183 
– Вы спрашиваете о династии. Я знаю наперёд, что мой ответ не всех вас удовлетворит. Но я его скажу. Старый деспот, доведший Россию до границы гибели, добровольно откажется от престола или будет низложен!
Хлопали. Всё – так. И тут бы Павлу Николаевичу ещё можно бы остановиться, перейти на что-нибудь другое, ведь он почти ответил! – но какая-то окаменелость мысли лишила его лёгкости перескока, и он опрометчиво прямолинейно продолжал:
– Власть перейдёт к регенту, великому князю Михаилу Александровичу…
Та часть толпы, которая радостно хлопала каждому объявлению, продолжала хлопать, – но и нарос грозный шум, особенно тут близко, с одной стороны, от остатков прежнего левого митинга. А Милюков не очнулся, не сообразил, но продолжал своё:
– Наследником будет Алексей…
– Это – старая династия! – кричали ему. А он не повертел головой, не повёл ухом, но как заколоженный, вперёд в одну колонну, упрямо:
– Да, господа, это старая династия, которой может быть не любите вы, а может не люблю и я. Но дело сейчас не в том, кто кого любит. Мы не можем оставить без ответа и без решения вопрос о форме государственного строя. Мы представляем его себе как парламентскую конституционную монархию. Быть может, другие представляют себе иначе, но теперь, если мы будем об этом спорить, вместо того чтобы сразу решить, – Россия очутится в состоянии гражданской войны и возродится только что разрушенный режим.
Он не успевал сообразить всех настроений тут, но он – так думал, и нельзя же легко уступать в убеждениях. И так думал Прогрессивный блок на всех своих заседаниях уже второй год: для того чтоб укрепилась конституция в России – зачем разрушать монархию? Это никогда не предусматривалось. И не понимая, почему уж так его сейчас не понимают, сам с растущим недоумением, Милюков оговаривался:
– Это не значит, что мы решили вопрос бесконтрольно.
Как только пройдёт опасность и возродится прочный порядок, мы приступим к подготовке созыва Учредительного Собрания. Свободно избранное народное представительство решит, кто вернее выразит общее мнение России: мы или наши противники.
Уже тут «противники» получились – не низверженное старое гнусное правительство, – но как бы не те, кто в зале тут кричали против Милюкова?
Резко требовали:
– Опубликуйте программу!
Тут к Милюкову вернулась догадливость:
– Это решить – зависит от Совета Рабочих Депутатов, в руках которого – распоряжение типографскими рабочими. Свободная Россия не может обойтись без самого широкого оглашения… Я надеюсь, завтра же удастся восстановить правильный выход прессы, отныне свободной.
Недовольный гул против династии продолжался. Но теперь Павел Николаевич уже просто воззвал к милосердию:
– Господа! Я – охрип! Мне трудно говорить дальше. Господа, позвольте мне на этих объяснениях пока остановить свою речь…
Уж как-нибудь, только кончить.
Противники зло гудели, но нашлось достаточно забавников и энтузиастов, кто подхватили Милюкова на руки и пронесли до края зала.
Так он почти триумфально выбрался.
Но был потрясён. И как будто измаран. Гадкое чувство.
329
Замечательно предусмотрительно действовал диктатор, отступив среди ночи из Царского Села на юг, да не на одну станцию, а на несколько, на 40 вёрст, до Вырицы. И потом по путейской линии узнал, что на царскосельскую станцию через 15 минут после их отбытия ворвалась толпа и даже готовили пулемёты. (А пулемёты, как Иудовичу разъяснили Доманевский и Тилли, в нынешней петроградской ситуации проявили себя наиболее опасно, соединяясь с броневыми или даже просто с грузовыми автомобилями, захваченными солдатами, или даже просто в руках частных штатских лиц).
А так – они прибыли в Вырицу к 4 часам утра, и все были целы, и батальон спокойно спал в эшелоне. И диктатор бы спал – в своём привычном удобном любимом вагоне, в котором сломал он столько походов на Юго-Западном. Но – не мог он спать, пока неспокойна оставалась душа, пока не решил он, дать ли знать тотчас в Ставку о своём новом пребывании или польготить себя несколькими часами безвестного покоя. Однако кому он не мог не сообщить о своём местоположении – это подчинённому Тарутинскому полку на станцию Александровскую, по тот бок Царского Села. И сразу затем, в 5 часов утра, оттуда соединился железнодорожными телефонами командир Тарутинского полка и доложил, что получен приказ генерала Рузского: сажать полк в эшелон и возвращаться в распоряжение своей армии. Тилли всё это выслушал – и принёс Николаю Иудовичу.
183 
