Мобильник зазвонил, когда Брэм подъехал к гаражу. Звонил Эрон.
— У меня сообщение от Джорджи. Она уехала.
— Куда, черт возьми? Быть не может!
— Может. Хотя я сам ничего не понимаю.
— Где она?
Последовала долгая пауза.
— Не могу сказать.
— Черта с два не можешь!
Но Эрон был верен Джорджи и угрозы Брэма не сломили его решимости. Брэм разозлился и отключил связь, после чего несколько минут сидел в машине, окончательно сбитый с толку. Может, она стыдится взглянуть ему в глаза, потому что передумала пробоваться на роль? Но Джорджи никогда ничего не боялась. Все это не поддавалось объяснению.
Он вдруг вспомнил их странный разговор в ночь вечеринки. Неужели она всерьез поверила, будто он влюблен в нее? А ведь он не раз давал понять, что она ему небезразлична.
Он вспомнил те противоречивые сигналы, которые посылал ей, и снова схватился за сотовый. Она не ответила. Пришлось оставить сообщение.
«Ладно, Джорджи. Я все понял. В ту ночь ты не шутила. Но клянусь Богом, я не влюблен в тебя, так что перестань волноваться. Все это полнейшая чепуха. Подумай сама! Вспомни, разве я когда-нибудь заботился о ком-нибудь, кроме себя? С чего это вдруг начинать, особенно с тобой? Черт возьми, знай я, что ты струсишь, держал бы язык за зубами относительно дружбы. Дружба — это все, что есть между нами. Даю слово. Поэтому прекрати валять дурака и позвони мне».
Но она не позвонила, и к утру с ним случилось нечто поразительное. Похоже, он разгадал коварство Джорджи. Она хочет ребенка, и без него ей в этом деле не обойтись. Что, если это шантаж? Способ манипулировать им? Сам факт, что подобная гнусность могла прийти ей в голову, взбесил его.
Он позвонил на ее голосовую почту и высказал все, что думает о ее коварстве. И поскольку не стеснялся в выборе слов, то и не удивился, когда она опять не перезвонила.
Белая частная вилла, снятая Джорджи, находилась на вершине холма, выходившего на море Кортеса, неподалеку от Кабо-Сан-Лукас. Здесь было две спальни, джакузи в форме раковины и раздвигающаяся стеклянная стенка, которая открывалась в тенистое патио. Поскольку Джорджи не могла лететь в Мексику коммерческим рейсом, пришлось воспользоваться частным чартером.
Вот уже целую неделю каждое утро она надевала бесформенную футболку с мешковатыми капрами, большие темные очки и широкую соломенную шляпу и, никем не узнанная, часами гуляла по берегу. Днем она монтировала фильмы и пыталась примириться с собой и собственной печалью.
Брэм был ужасно зол на нее за исчезновение, и его телефонные сообщения разрывали ей сердце.
«Клянусь Богом, я не влюблен в тебя… Дружба — это все, что есть между нами».
Что же до второго сообщения, в котором он обвинял ее в шантаже… она даже не дослушала. Сразу стерла.
Отец знал, где она. Джорджи наконец набралась храбрости рассказать ему о Лас-Вегасе и немного о том, почему ей нужно уехать. Пол, естественно, пытался во всем обвинить Брэма, но она ему не позволила и заставила пообещать, что тот не будет общаться с ее мужем.
— Дай мне немного времени, пап. Хорошо?
Он неохотно согласился, но уже на следующий день позвонил и сообщил новость, от которой она едва не упала в обморок.
— Я кое-что проверил. Брэм не коснулся и цента из тех денег, которые ты ему платишь. Похоже, он в них не нуждается.
— Конечно, нуждается. Все знают, что он продул свои гонорары от «Скипа и Скутер».
— Именно продул. Но когда наконец остепенился, пересмотрел свой стиль жизни и стал вкладывать гонорары от повторного показа сериала в различные предприятия. Теперь он вполне обеспеченный человек. И даже выплатил кредит на дом.
Какая ирония! Значит, Брэм не обманул ее в единственном: в своих чувствах к ней. Дружба. А теперь и этого нет.
Джорджи вдруг обнаружила, что постоянно смотрит в пустоту или берет книгу и несколько раз перечитывает одно и то же предложение, не понимая смысла. Но не плачет, как после развода с Лансом. На этот раз печаль слишком сильно завладела ею, и она не в силах была плакать.
Все, что теперь занимало ее, — это камера. Очень хотелось отправиться на один из роскошных курортов и взять интервью у горничных. Но она не могла рисковать, ведь ее узнают, и потому ей пришлось отнести камеру в тенистое, вымощенное белым камнем патио и взять интервью у самой себя.
— Скажи, Джорджи, тебе везло в любви?
— Более или менее. А как насчет тебя?