— Выгонишь?
— Выгоню. Все. Надоело. Пусть все забирает, ничего не надо.
Это я слышала примерно раз в три месяца.
По той же причине и с той же интонацией.
Они жили вместе уже пятнадцать лет.
Она любила его, и он об этом знал.
— Он вообще-то любит тебя… — сказала я.
— Ничего не надо. Ни любви, ничего. — Она все-таки начала плакать. — Когда ночью не знаешь: где он? С кем он? Когда это все закончится?
Я гладила ее по голове и говорила одну банальность за другой.
— Он ведь не отпустит меня, — всхлипывала Вероника, — детей заберет. Все заберет…
— Потому что любит тебя. И ты его… Ведь уже сколько раз прощала?
— Все. Надоело!
Она рыдала в голос, не заботясь о том, что могут услышать в доме.
Мои глаза с готовностью стали мокрыми.
Конструктивного диалога не получилось.
— И что еще за дипломат белый? — не могла успокоиться Вероника. — Что за лыжный свитер? Зачем? Ведь специально позвонил в шесть утра, зная, что только домработка может взять трубку… Может, он собрался куда?
— Ага. В горы, на лыжах. С белым дипломатом. Который до этого припрятал в котельной. А его похитили, — там была схема черных трасс… Вероника, бред!
На столе зазвонил телефон.
Я посмотрела на заплаканную подругу, та покачала головой.
— Не зови меня. Послушай.
Звонила ее старшая дочь. Просила передать маме, что все нормально, она во «Фрайдисе». Я передала.
— Представляешь, — Вероника громко сморкалась, — этот ее Митя, ну, с которым она встречается, сын депутата, устроился по субботам и воскресеньям работать во «Фрайдис» официантом.
— Да ты что? — Я развеселилась.
— Да, и теперь моя там постоянно околачивается, делает им план.
— А где его охрана?
— Не знаю, — Вероника задумалась. — Наверное, охраняет «Фрайдис».
— Интересно, зачем ему это нужно?
Все-таки не каждый день дети депутатов работают во «Фрайдисе».
— А может, он себе голоса зарабатывает? — предположила Вероника.
— Не знаю. Если эта история станет широко известна — то да.
— Хочешь чаю?
— Давай.
Вероника приоткрыла дверь, крикнула в образовавшуюся щель:
— Олечка! Принеси нам чай! — захлопнула ее обратно и сразу вернулась в свое кресло, забравшись туда с ногами.
— Не хочешь позвонить ему? — спросила я.
— Нет, не буду. Я маме позвонила. На всякий случай пусть приедет. Мало ли что там у него с дипломатами… Может, совсем крышу снесло… А у меня дети.
— Правильно.
— Он же драться начинает. Как только я говорю, что уйду от него…
— Может, охрану взять?
Вероника задумалась.
Я представила себе, как Игорь после трехдневного отсутствия, сонный, усталый и голодный, возвращается в собственный дом, чтобы забрать из котельной белый дипломат и лыжный свитер, а вместо этого видит везде бритоголовых молодчиков с автоматами наперевес. Точно подумает, что крыша поехала.
Я описала эту картину Веронике.
— Ага. Он спрашивает: «Кто это такие?» А я говорю: «Где? Никого нет, мы одни». Он подбегает к ним, дергает их за усы, а они молчат. А я спрашиваю: «Дорогой, что это ты делаешь?» А когда он наконец засыпает, мы отправляем всех домой. Наутро он думает, что у него была белая горячка, и бросает пить, курить и нюхать.
— Здорово.
Зашла домработница с плетеным подносом. Налила в чашки чай. Спросила, не хотим ли мы есть. У нее готова запеканка. Мы не хотели.
Забежал Никита. Поцеловал маму, отправляясь на английский, помахал мне рукой. У двери обернулся.
— Мам, купишь мне принтер на Новый год?
— Принтер? Зачем тебе?
— Ну, компьютер у меня есть, все есть, а принтера нет. Цветного.
— Не куплю. Ты знаешь, сколько он стоит? Да и не нужен он тебе.
— Ну и ладно, — Никита абсолютно не расстроился, — я Деду Морозу закажу.
Мы дождались, когда за ним захлопнется дверь, и рассмеялись.
— Папа приехал! — Радостный Никитин голос из глубины дома.
— О, Дед Мороз собственной персоной. — В голосе Вероники слышалось плохо скрытое облегчение.
Я вышла через веранду и уехала.
В среду, парясь в турецкой бане и обмазываясь всевозможными кремами и масками, мы обсуждали Ленин роман.
Ему было тридцать семь лет, разведен, красив, без вредных привычек, которые бросались бы в глаза: вроде не наркоман, не извращенец, не гомосексуалист, не педофил; дарил цветы; не импотент; спрашивал про здоровье мамы; проститутки в ночных клубах не здоровались с ним; починил Лене машину; с утра не пил; дал сразу прямой мобильный, без всяких секретарш; зажигалками Dupont не пользовался; ботинки чистил; очки от Картье не носил; с продавщицами не заигрывал. Лена влюбилась.