Особенно,... 
107 
А теперь… по-прежнему болели глаза, текло из носа, стоял запах, и мне было не по себе. Но даже при этом я продолжал сидеть. Размышляя позже, я понимал необычность ситуации, но тогда легкомысленно решил для себя, что до Цукидзи недалеко — можно и потерпеть. Или зарин уже начал свое действие, не давая правильно оценить ситуацию.
Я пристально смотрел на лужу, в которой виднелось нечто похожее на крышку от пластиковой бутылки. Когда я рассказал об этом следователю, он уверял, что там ничего такого не было. Но я видел округлый предмет. Может, это был оторванный кусок самого пакета? Как бы то ни было, этот предмет плавал на поверхности лужи. Сначала я еще подумал, что разбилась стеклянная банка.
Пожалуй, у меня в голове началось помутнение. Ведь я совершенно не помню, сколько станций мы после проехали. Тем временем стоявший недалеко от меня мужчина нажал на кнопку тревоги. Где мы ехали, я не знаю. Узнал лишь потом — станция Хаттёбори. Когда поезд прибыл на станцию, мужчина жал на кнопку, но поезд сразу же тронулся. Да, несмотря на сигнал тревоги, поезд отправился как ни в чем не бывало.
Вскоре тело начало слабеть. Особенно от поясницы и вниз. Вот те на! Пока то да се, силы меня покинули. Но поезд наконец-то прибыл на Цукидзи, я кое-как встал и вышел. Понял, что это уже становится опасным для организма. Выйдя из вагона, я, изо всех сил сжимая перед собой портфель, пошел в обратную сторону к выходу по направлению к станции Хаттёбори. По ходу мне стало плохо, я присел на скамейку посреди платформы. Но это я тоже помню неточно. Помню, что я должен был сесть на скамейку, а очнулся уже в больнице.
Услышав свое имя, я открыл глаза. Поднимаю веки и вижу лицо врача, потолок. Мне казалось, что я по-прежнему еду в электричке, и я думал, что это потолок вагона. Когда меня привезли в больницу, реакция на боль отсутствовала. Они не смогли снять одежду, и ее просто разрезали ножницами. Единственное, что двигалось, — это сердце. Если подумать, я находился на волоске от гибели.
В истории болезни записано, что меня привезли[82] в 9:27, подключили к кислородной маске, и через десять минут я ожил. Один из тех, кого привезли почти одновременно со мной, недавно умер. Это человек по имени Окада из Тибы. Он долго пролежал в коме, и скончался, не приходя в сознание. Земля ему пухом.
Г-жа Ёсиаки: Позвонили из полиции, и я мигом понеслась в больницу. Я знала о случившемся из телевизионных новостей, а тут еще позвонили с фирмы и сказали, что мужа на работе до сих пор нет. Испугалась: не может быть. И ждала дома, пытаясь заниматься чем-то по хозяйству. По телевизору в бегущей строке обнаружила фамилию Ёсиаки. Почти одновременно позвонили из полиции.
В больницу приехала в первом часу. От вида лежавшего на кровати почти голышом мужа, в которого были вставлены разные трубочки, я чуть не сошла с ума. А он лишь постанывал: холодно, холодно. Эти звуки лишь отдаленно напоминали речь. Он и после долгое время не мог говорить, и мы общались письменно. Правда, разобрать, что он пишет, тоже было весьма непросто. Он не мог толком вспомнить иероглифы.
Первую ночь я провела в комнате ожидания для родственников. После приезжала каждый день. Здесь также была семья Окада. Свидания разрешали трижды в день. Остальное время родственники проводили в комнате ожидания сбоку от стоянки. Там был телефон, и когда он звонил, каждый вздрагивал: неужели что-то случилось. И так целыми днями. Особенно первый день, помню, мы провели там с семьей Окада, не находя себе места. На шестой день разрешили принимать ванну, и после этого у меня слегка отлегло. Но, помогая медсестрам посадить мужа в ванну, я ужаснулась: мышц нет, сзади фигура — как у натурального старца. Но его такими откровениями смущать нельзя, и я ничего не сказала. Вообще-то он мускулистый, лишнего веса нет. Но по какой-то причине сошло и то, что было. Взглянув, как он изменился за эти шесть дней, я лишилась слов. Задница обвисла, он долго занимался теннисом, поэтому ноги были более мускулистые, чем у обычных людей. Смотрю — а от них почти ничего не осталось. Я была в ужасе.
Три дня из желудка торчали трубки. Язык перекрыл горло, в желудке возникли спазмы, и вместе с икотой выступал желудочный сок. Потому и вставили трубки. Неприятно при каждом движении. Потом узнал, что вначале каждые десять минут вызывали медсестер. Кое-как удалось меня откачать, миновать опасность. В тот момент мой показатель холинэстеразы был на уровне 59 единиц при 500 у нормального человека. Разница почти на порядок.
107 
