3 
Ее руки и ноги были пристегнуты ремнями к железной кровати. Она пыталась освободиться, извиваясь всем телом, натирая кожу ремнями и не обращая внимания на боль.
Слезы текли по лицу, оставляя на щеках и под глазами разводы от черной туши.
Почему это должно было случиться с ней? Почему, после всего того хорошего, что произошло с ней за последнее время, она должна была очутиться здесь, привязанная к кровати?
– Что же ты так боишься, деточка? Тебя же никто не обидит. – Пожилая нянечка выглядела святой и ненастоящей.
– Вы что, снимаете это скрытой камерой? – спросила Маруся, вдруг задумавшись о том, как она сейчас себя ведет.
– Ну что ты, никаких камер, ты же не в надзорной палате, а обычной. Вот сейчас успокоишься, и мы тебя отпустим.
– Домой?
– Нет, деточка, домой рановато. Подлечим немного, подкормим – и тогда уж, как говорится…
Няня хотела погладить Марусю по голове, но та импульсивно отвернулась.
– Я успокоилась, – сказала Маруся. – Отстегивайте меня.
Нянечка вышла, щелкнув дверью, и через минуту в палате оказались та самая женщина-врач с высокой прической и два санитара.
Все они радостно улыбались.
«Сумасшедший дом какой-то», – подумала Маруся.
– Ну что, Оленька, как ты? – проговорила врач с такой хорошей дикцией, словно была телекомментатором.
«Это какая-то идиотская ошибка, – думала Маруся, широко улыбаясь санитарам, – но чтобы все разрешилось, надо вести себя как они ».
– Нормально. Спасибо. А можно меня отвязать?
Врач заглянула в ее зрачки, причем Маруся с трудом удержалась от того, чтобы не укусить ее за руку.
Ремни ослабили, и Маруся смогла пошевелить руками.
– Давайте по порядку, – попросила Маруся, изо всех сил пытаясь говорить спокойно, – для начала: где я?
– В реабилитационном центре.
Санитары не уходили. Они стояли у кровати наготове к любым действиям с ее стороны.
– А что я здесь делаю?
– Ты пережила очень серьезную психическую травму. И мы хотим привести твое эмоциональное состояние в норму.
– Какую?
«Может быть, папа испугался, что столько денег сведут меня с ума? А может, я сделала что-нибудь не так? Может, это из-за того, что я ударила шофера учебниками по голове, когда он опоздал на двадцать минут? »
– Оля, тебя похитили маленькой девочкой и восемь лет держали узницей в подвале.
Вы идиоты! – Она не смогла сдержаться. – Вы сумасшедшие! – Санитары крепко прижимали ее к кровати. – Больные! И я никакая не Оля! Дайте мне мобильный, я позвоню папе! Отпустите меня!
Снова боль ремней на ее теле, колбочки на колесиках, игла в вену.
Жизнь, в сущности, не такая плохая. Только если о ней не думать. А за секунду до того, как заснуть, вообще можно почувствовать себя абсолютно счастливой.
4
Через несколько минут мама девушки села в другой автобус. И с ней все, кто еще был на остановке.
Все, кроме Оли.
Ей почему-то хотелось пойти за этой женщиной, стоять рядом с ней. Может быть, держать ее за руку.
Может быть, она привела бы ее к маме.
Но в автобус она не села. Она просто побежала за ним. Недолго. Не потому, что она сдалась. Просто автобус был быстрее.
Она шла по тротуару и улыбалась. Улыбаться уже давно вошло у нее в привычку. Причем чем хуже она себя чувствовала, тем шире улыбалась.
Она шла так довольно долго.
В какое-то время ей это понравилось.
Никогда раньше она не шла по городу вот так вот – одна, куда хочет. Сколько хочет. Они, конечно, ходили с Дедушкой. Иногда. Поздно вечером, когда темно. Он крепко держал ее за руку. А она делала умоляющие глаза, когда они встречали кого-нибудь на пути. Она надеялась, что по глазам люди поймут, что она в беде, и бросятся ей на помощь.
Но люди никогда ничего не понимают по глазам.
Когда стало совсем темно, захотелось есть. Захотелось сидеть на мягком диване, есть сухарики и слушать радио «Шансон». А Дедушка бы ругался и просил сменить канал. А она бы все равно слушала «Шансон».
Слезы потекли сами по себе, независимо от ее желания, словно капли дождя, на которые смотришь из теплой комнаты.
Интересно, она бы смогла найти дорогу назад? Если бы захотела? Если бы сошла с ума и захотела? Слава богу, нет.
– Можно мне взять банан? – спросила Оля у лоточника.
3 
