Хотя концовка довольно странная, как будто подразумевается продолжение. Но всё равно,... 
17 
– Я ничего не понимаю, Кассандра. У меня такое ощущение, что вся страна сошла с ума. По жилам нации разливается медленно действующий яд. Вскоре он дойдет до сердца, и тогда все мы погибнем. Но мне, я полагаю, этого момента все равно не дождаться.
Он угрюмо насупился, и Кассандра встревоженно подняла брови:
– Что ты хочешь этим сказать?
– А как ты думаешь? Рано или поздно они придут и за мной. Когда это будет – через месяц, через полгода, через год?
– Не сходи с ума. Гельмут не писал романы. Он был публицист, открыто выступал против Гитлера. Неужели ты не понимаешь, что это совсем другое дело? За что им тебя ненавидеть? За твой роман «Поцелуй»?
– Знаешь, Кассандра, я и в самом деле не вижу тут разницы.
Он с неудовольствием огляделся по сторонам, чувствуя, что стены собственного дома вдруг стали хрупкими и ненадежными. Фашисты могли ворваться сюда в любую минуту.
– Дольф, милый, ну прошу тебя, будь благоразумен. Произошла ужасная вещь, но с тобой такого случиться не может. Ты известный человек. Они не посмеют просто так взять и расправиться с тобой.
– Не посмеют? Почему? Кто им может помешать? Ты? Кто-нибудь другой? Никто ничего не сделает. Что сделал я для спасения Гельмута? Ровным счетом ничего.
– Хорошо, тогда уезжай. Отправляйся в Швейцарию. Там тебя будут печатать. А главное, там ты будешь в безопасности.
Он взглянул на нее с возмущением:
– Кассандра, я немец. Это моя страна. Я имею такое же право жить здесь, как любой другой человек. Почему я должен уехать?
– Если ты не видишь причин для отъезда, зачем тогда ты морочишь мне голову, черт подери?! – не выдержав, вспылила она.
Это была их первая ссора.
– Я всего лишь говорю тебе, что моя страна катится в пропасть, и меня от этого тошнит.
– Но ты ведь ничего не можешь изменить. Если ты уверен, что все так плохо, уезжай. Уезжай прежде, чем эта страна тебя уничтожит.
– А что будет с тобой? Ты останешься здесь и будешь делать вид, что все в порядке? Ты думаешь, тебя это безумие не коснется?
– Я не знаю… Не знаю… Я вообще больше ничего не знаю и ничего не понимаю.
Прекрасная Кассандра совсем выбилась из сил. Уже в течение нескольких недель Вальмар и Дольф донимали ее этими страшными разговорами, и она чувствовала себя совершенно беспомощной. Больше всего ей хотелось, чтобы мужчины утешили, успокоили ее, пообещали, что все будет хорошо, никаких перемен к худшему не ожидается, а вместо этого и муж, и возлюбленный твердили, что дальше будет только хуже и хуже. Вальмар добивался, чтобы она перестала видеться с Дольфом, а Дольф все время негодовал и неистовствовал, будучи не в силах что-либо предпринять. Вот и сейчас его бессвязная гневная речь растянулась на добрых полчаса. В конце концов Кассандра не выдержала и тоже впала в ярость:
– Какого черта ты хочешь от меня? Что я могу сделать?
– Ничего ты не можешь сделать, будь все проклято!
По его щекам текли слезы – Дольф оплакивал своего пропавшего друга. Он притянул Кассандру к себе и всхлипнул:
– О Господи… Кассандра… О Господи…
Они простояли, обнявшись, целый час. Кассандра утешала его, словно он был ее сыном:
– Ничего, милый, ничего. Все обойдется… Я люблю тебя…
Ничего более утешительного сказать ему она не могла. Кассандра чувствовала, как страх, которому она так долго противилась, овладевает всем ее существом. А что, если Дольфа и в самом деле утащат куда-то в ночь? Вдруг она сама окажется на месте истерически рыдающей подруги Гельмута? Нет, с ней, то есть с ним, такого произойти не может… Подобные вещи случаются только с другими…
Когда Кассандра вечером вернулась домой, Вальмар ждал ее не у себя в кабинете, как обычно, а в салоне. Предложив жене сесть, он плотно закрыл дверь.
– Кассандра, это становится невыносимо.
– Я не хочу говорить с тобой на эту тему.
Она отвернулась и стала смотреть в пылающий камин, над которым висел портрет деда Вальмара – казалось, вездесущие глаза на холсте следят за всем, что происходит в комнате.
– Сейчас неподходящий момент.
– У тебя всегда неподходящий момент! Послушай, если ты не выполнишь мое требование, я ушлю тебя из Берлина.
– Никуда я не поеду. Я не могу сейчас его бросить.
Было безумием обсуждать подобные вопросы с мужем, но у Кассандры не было выбора. Уже два месяца прошло с тех пор, как ее роман перестал быть тайной. Кассандра любой ценой должна была настоять на своем – слишком часто уступала она мужу в прежней жизни. Она отказалась от театра, отказалась от собственных детей, но Дольфа ни за что не бросит.
17 
