96 
– Хочешь, я позвоню доктору?
– Нет... нет... но не оставляй меня... – начала она, но в этот момент зазвонил телефон. Она резко села с выражением ужаса в глазах. Она не могла снова пройти через это, она бы не вынесла. – Скажи, чтобы сюда никто не звонил.
Но Бернардо уже снял трубку и тихо заговорил. Она не слышала, что он говорит. Наконец он взглянул на нее, улыбнулся и кивнул. Затем, ничего не объясняя, он протянул ей трубку и вышел из комнаты.
– Изабелла?
Сначала она не узнала голос. Потом у нее широко раскрылись глаза.
– Корбет? – Этого просто не могло быть. Но он ответил:
– Да, – и добавил: – не вешай трубку. Хотя бы не сразу.
– Где вы? – Ее лицо ничего не выражало. Его было слышно так, как будто он здесь с ней, в одной комнате.
– Я внизу, Изабелла, но тебе не обязательно видеть меня. Если хочешь, я уйду.
– Но почему? Почему именно сейчас?
– Я приехал украсть твой бизнес. Помнишь меня?
– Да, помню. Я... я должна извиниться... за то, что наговорила в машине. – Она улыбалась.
– Ты мне ничего не должна. Ни извинений, ни бизнеса, ничего. Ничего, кроме десяти минут твоего времени.
Тогда до нее дошло, и она изумилась. Бернардо! Неужели он попросил Корбета приехать?
– Вы прилетели в Рим, чтобы увидеть меня, Корбет? Он ответил:
– Да. Я знал, через что тебе придется пройти. И подумал, что, может быть, тебе нужен друг. Изабелла, я могу подняться?
Через минуту она открыла ему дверь. Ее глаза были темными, усталыми и пустыми. Она медленно протянула руку.
– Привет, Корбет.
Это было похоже на начало. Он торжественно пожал ей руку и последовал за ней в комнату.
– Хотите бокал вина?
Теперь она улыбалась, глядя на него, и ему стоило неимоверных усилий, чтобы не схватить ее в объятия.
– Это твой кабинет?
– Нет, это квартира, которую мы держим для важных гостей. – Потом она печально посмотрела на него и села, опустив голову. – Ох, Корбет, как бы мне не хотелось быть здесь.
Он сел рядом, наблюдая за ней.
– Мне жаль, что тебе приходится пройти через это, но по крайней мере их поймали. Теперь ты хотя бы не будешь гадать, что стало с ними и не нанесут ли они удар вновь.
– Полагаю, да. Но я считала, что перестала думать об этом.
Он лишь покачал головой. Ему не хотелось говорить ей, что это невозможно. Нельзя ничего стереть из памяти. Или отрицать невосполнимую утрату. Боль может притупиться, можно залечить рану, заполнить пустоту чем-то еще.
– Изабелла, – он умолк на мгновение, – могу я завтра быть там с тобой?
Она с ужасом взглянула на него.
– В суде? Он кивнул.
– Но зачем?
Неужели ему просто любопытно? Неужели это так? Неужели он такой же, как и все? Неужели он приехал из-за этого? Она подозрительно посмотрела на него, и он взял ее руку.
– Я хочу быть там с тобой. Я поэтому и приехал. На этот раз она кивнула, понимая, и ее пальцы медленно сжали его руки.
Глава 29
Когда на следующее утро Изабелла вышла из машины, спереди и сзади ее охраняли полицейские, а слева и справа шли Корбет и Бернардо. Все вместе они с трудом пробились сквозь толпу; она шла, опустив голову, ее лицо прикрывали поля черной шляпы. Несколько мгновений спустя они уже были в зале суда; вошел судья и вызвал на допрос Альфредо Паччиоли, ювелира.
– ...И синьора ди Сан-Грегорио принесла вам свои ювелирные украшения? Все?
– Да, – пробормотал Паччиоли.
– Что вы дали ей взамен? Вы ей дали что-нибудь? – настаивал адвокат, и Паччиоли снова ответил:
– Да. Я отдал ей все наличные деньги, имевшиеся у меня в тот момент. И я достал еще триста тысяч долларов у моих знакомых. Я также пообещал дать ей еще столько же через неделю.
– А что она сказала?
Корбет почувствовал, как напряглась Изабелла, сидевшая рядом с ним, и он слегка повернулся, чтобы наблюдать за ней. Ее лицо было очень бледным, почти белым.
– Она сказала, что этого недостаточно, но взяла деньги.
– Она объяснила вам, зачем ей нужны деньги?
– Нет. – Паччиоли замолчал, не в силах продолжать. Когда он вновь заговорил, то перешел почти на шепот: – Но я предполагал. Она... она... выглядела... уничтоженной... разбитой... испуганной... – Затем ему пришлось замолчать, так как слезы заливали его багровое лицо. Он встретился глазами с Изабеллой. Она тоже плакала.
Судья объявил перерыв.
Допрос свидетелей продолжался мучительно долго, в течение трех дней. Наконец на пятое утро судья с сожалением посмотрел на нее и вызвал на допрос.
96 
