Год назад, пребывая в скверном расположении духа, Регина заявила Нику, что настоящие мужчины не пользуются депиляционным бальзамом «Свежесть». Настоящие мужчины бреются, как ее папа, вручную. С того дня Ник изменил привычки, купил бритвенный станок «Larex» («супер-подарок для прогрессивного мужчины!») и раз в два-три дня героически терзал румяные щеки и подбородок. Практического смысла в этом было немного – борода у прогрессивного мужчины не росла. Зато Регина еще раз уверилась: ее слово для Николаса Зоммерфельда – закон. Хорошо, что она не потребовала от Ника взяться за опасную бритву…
Хотя этот бы освоил.
Они лежали в постели, хранившей тепло и запах их тел. Бок-о-бок, без движения. В окно, сунувшись между шторами, подглядывал день: юный, солнечный, морозный. Карниз дома, стоящего напротив отеля «Эрмен», оброс гирляндами сосулек. В небе, ясном, словно новенькое зеркало, кружились птицы. Лежи, сколько угодно, шепнул праздник, ласкаясь. Никуда не спеши. Болтай о всяких глупостях.
Предел мечтаний.
– Зачем ты прилетела? – спросил Ник. – Я волнуюсь.
– А ты?
– Я прилетел на практику. Меня распределили на Кутху – сюда, в Непай, в консульство. Это хорошее распределение. В зачет пойдет и пребывание в «горячей точке», и «участие в боевых действиях». Куратор сказал, что мне повезло. Это хороший старт для карьеры…
«Всё у тебя есть, милый мой Ник, – нежась в тепле, Регина слушала вполуха. – Всё, кроме чувства юмора. Ты рассказывал мне об этом триста раз. Практика, выгоды, причины. И вот – стоит мне отмахнуться, повторив твой же вопрос, как ты вновь начинаешь объяснять. Странное дело: я и это люблю в тебе. Кого другого уже убила бы…»
– …поэтому я здесь, на Кутхе. А ты могла бы подождать меня на Ларгитасе. Меньше трех недель осталось…
– В боевых действиях?
– Ага, – Ник погладил ее по животу.
– Участие?
– Ага, – он погладил снова.
– Раз так, участвуй, – разрешила Регина.
И Ник подчинился.
К разговору они вернулись спустя полчаса. Кровать выглядела так, будто ее громил взвод десантников при поддержке с воздуха. Кто-то лежал вдоль, кто-то – поперек, но у Регины не было сил разбираться: кто именно. Ей казалось, что и разговаривает кто-то другой, если не третий.
– И не вздумай худеть…
– Повторюша-хрюша.
– Я сто раз повторю. Не вздумай.
– У меня толстая задница.
– У тебя отличная задница.
– У меня нет талии.
– Ты врешь.
– Это правда.
– На месте твоей талии я подал бы в суд за клевету.
– Я похожа на плюшку.
– Обожаю плюшки.
– А воблу?
– Ненавижу.
– Даже с пивом?
– М-м… Я подумаю.
– Иди в свое консульство. Ты меня замучил.
– Сегодня выходной.
– Иди поработай сверхурочно. Нет-нет, я пошутила…
«Видела б нас твоя мамочка,» – усмехнулась Регина, задремывая. Но приснилась ей не мать Ника, советница Зоммерфельд, а собственная мама. Молодая, какой Регина никогда не видела Анну-Марию ван Фрассен, в девичестве – Рейнеке, стройная, одетая в легкомысленный пеньюар, мама разглядывала голого Ника и облизывалась. «Маленький мальчик, я тебя съем…» Регина почувствовала укол незнакомого, ядовитого чувства – и не сразу поняла, что это ревность. Ты чего, мама, спросила она. Ничего, ответила Анна-Мария. И вообще, я не твоя мама. Я – каприз твоего подсознания. А я твой папа, добавил Ник, хихикая. И ничуточки не похож, хотела возмутиться Регина, но тут Ник превратился в капитана ван Фрассена и полез приставать к Анне-Марии, а Регине совсем не было стыдно, потому что сон…
II
«Чур, я жених! Капитан корабля – жених!»
«А я невеста!»
Николас Зоммерфельд был в ее жизни всегда. Педанты уточнили бы: с детского сада – только Регина не помнила себя до «Солнышка». Жених на «космической свадьбе». Смущенный мальчишка с букетом люминолусов. И дальше, позже – сообщение на экране уникома, голос в акуст-мембране, тень за плечом. Он приезжал, когда Регина звала. Вел беседы, если ей того хотелось. Помогал с алгеброй и номологией. Отвечал на вопросы; молчал, чувствуя, что она не в духе. Дарил подарки, давал советы. Терпел всё на свете, виновато улыбаясь. Никогда не отговаривался занятостью. Исполнял прихоти, принимал исповеди. Однажды Регина поняла, что Линда Гоффер, близкая подруга, знает о ней меньше, чем Ник. Сын советника Зоммерфельда ничего не требовал, ни на что не надеялся. Он просто был рядом, если в нем нуждались. У Ника на плече Регина рыдала, проклиная мерзавца Фому. Ника она кружила в танце, радуясь свидетельству об окончании интерната. Нику первому, не считая родителей, сообщила радостную весть о поступлении в университет.