От озера доносились звуки трубы, ржание коней и неясные команды.
У веранды знакомого домика барон – невыспавшийся, с синяками под глазами – препирался с председателем Тихого Трибунала. Месроп выглядел не лучше: толстяк страдал одышкой, пыхтел во время разговора, но темперамент его по-прежнему был на высоте.
– Конни, хватит врать! Говорю тебе: ты наверняка дернул себя за мочку левого уха!
– Ничего я не дергал!
– А я говорю, дергал!
– Слушай, Кликуша! Я пока еще в трезвом уме и здравой памяти! И помню, за что себя дергаю и когда!
– А почему у меня зачесался нос?!
– Откуда я знаю? К выпивке, наверное!
– Перед рассветом? Конни, мы же условились: если беда, ты дергаешь ухо, у меня чешется нос, я поднимаю эскадрон и спешу на выручку…
Молоденький корнет мялся поодаль, стараясь не попадаться барону на глаза.
Вокруг спорщиков в траве, окружавшей веранду, ползали на карачках гроссмейстер Эфраим и профос Тэрц. Бок-о-бок с Эфраимом трудился лобастый пес Марии Форзац: са-пэй вынюхивал пропажу. Колченогий пульпидор из-за лубка не мог принять участие в ползании, и очень страдал, поминутно интересуясь:
– Ну как? Нашли?!
Гросс отрицательно мотал головой, и поиски продолжались.
– Что ищем? – деловито спросил Просперо Кольраун.
– Медальон! Мой медальон!
Рене Кугут безошибочно угадал в боевом маге человека, на чьи вопросы стоит отвечать. Он вздохнул, украдкой вытер предательскую слезинку и поправился:
– Наш медальон. Он исчез…
Наконец гроссмейстер прекратил рыться в траве, махнул профосу – мол, заканчивай! – и уселся прямо на землю, скрестив ноги. Собака улеглась возле некроманта, проявляя удивительную приязнь к чужому человеку. Лю даже лизнул руку старца темно-фиолетовым языком и зажмурился, когда гросс погладил его по спине.
– Ваше чернокнижие! – позвала Анри. – Я так понимаю, при родах вы находились в вашем достойном отце?
Вигилле не хотелось думать, как посторонние воспримут ее слова.
Кивнув, гросс продолжил гладить собаку.
– Ага, значит, вы – в отце, я – в матушке сударя Кольрауна… Просперо, не обращайте внимания, это строго между нами!.. Сударь Тэрц – в советнике Беркадоре, барон – в своем благородном предке, Рене – в герцоге, мистрис Форзац – в Хендрике Землич…
Широко разведя руками, Анри подвела итог:
– Ваше чернокнижие, а кто же тогда был в вас? Я имею в виду, в юном Эфраиме? Неужели никто?
Гроссмейстер медленно опустил взгляд и уставился на собаку, словно впервые обнаружил ее рядом с собой.
– Овал Небес! – прошептал Эфраим Клофелинг, глава Совета высших некромантов Чуриха. – А я всю жизнь теряюсь в догадках: почему я внезапно избрал некромантуру…
Пес зевнул и задремал, опустив голову на колено старцу.
SPATIUM XXIII
«СЕРАЯ» АРИЯ ГЕРЦОГА ГУБЕРТА
из
ТРАГЕДИИ «ЗАРЯ» ТОМАСА БИННОРИ, БАРДА-ИЗГНАННИКА
- Положи меня, как печать на руку,
- Положи меня, как тавро на сердце,
- Положи меня, как сухарь в дорогу,
- Как грозу на дол, как года на старца.
- Положи меня – я уже не встану,
- Я навеки здесь, я весь был и вышел,
- Облака над кручей от счастья стонут,
- Родники под кручей журчат: «Мы – ваши!»
- Родники журчат, а вода все слаще,
- Облака летят без пути, без ветра,
- Если я зову, а меня не слышно —
- Положи меня песней безответной…
EPILOGUS
– Ваш лошак, сударыня, сегодня ночью опять приставал к моей кобыле! С гнусными, замечу, домогательствами. Мне жаловался конюх той клиентеллы, где мы останавливались.
– Скажите вашей кобыле, сударь, что она засиделась в девах. Мой Гиббус, конечно, мелок в сравнении с этой вороной дылдой, но жених хоть куда! Завидный жених, с хорошей родословной…
– На кого вы намекаете, сударыня?!
– В смысле?
– В смысле мелкого, но родовитого жениха?
– Полно, сударь! Вам даже в полете шмеля чудятся намеки…
– Не увиливайте, сударыня! Если ваш лошак не дает проходу моей кобыле, и вдобавок оскорбляет действием честного конюха, исполняющего свой долг – это не повод сразу переходить на личности! Хотел бы заметить…
– Нет, это я хочу заметить, что некая светлость третью неделю проходу не дает одной добропорядочной кобыле! – то есть, разумеется, вигилле. Светлость ржет и бьет копытом… А эти дуэли! Кто просил вас вызывать молодого графа де Палена?
– Вы шептались с ним на балу у д'Артьенов!