15 
В самый последний момент победитель обернулся, и Зульфия Разимовна отчетливо увидела его лицо. Совсем молодое, с жиденькими усиками на верхней губе. Лицо противоречило мощному, давно мужскому телу, противоречило всем: удивлением, намертво застывшим на нем, пронзительной голубизной взгляда, кровоподтеком на скуле…
«Хороший мальчик, – подумалось невпопад. – Жаль».
А потом ей стало тоскливо.
Пентаграмму топтали все новые и новые претенденты, они падали, вставали, шевелились, снова падали; в паузах выбегали то девицы, то белые снеговики-забияки, то маленький, похожий на краба человечек с огромным мечом – и снова: полуголые люди падают, встают, шевелятся, выкрикивают сорванными голосами. Вокруг нарастал девятый вал зрительских пристрастий, и Зульфия Разимовна поймала себя на удивительном желании: ей захотелось крикнуть. Как можно громче. Неважно что – лишь бы громче. А еще ей захотелось встать… нет, вскочить и вскинуть руки к потолку.
Глупо.
Стыдно.
Но – хочется.
Она осталась сидеть на месте и даже не крикнула. Потому что буря сменилась громоподобным хохотом. Смеялись все: зрители, строгие судьи за столиками, даже старенькая уборщица в служебном проходе смеялась, опираясь на видавшую виды швабру. Старый знакомый Зульфии Разимовны стоял в ближнем углу пентаграммы и, забывшись от волнения, почесывал отвислый животик. Лысина вовсю отражала свет прожекторов, и голова «кандидата» походила на лик Николы Угодника, намалеванный пьяненьким богомазом. Напротив же вяло приплясывал огромный бородач, все тело которого покрывали устрашающие татуировки. Кажется, бородач был единственным, кто не смеялся (если не считать Ивановой). «Я пришел сюда работать, – невидимым лозунгом висело над бородачом, – работать честно и за деньги, а все остальное меня не интересует».
Полосатая «тройка» сбегала к угловым столикам, заглянула в какие-то бумажки и вернулась обратно.
Отмашка, команда тонет в хохоте – и бойцы сошлись.
Зульфия Разимовна не понимала ничего раньше; не поняла и теперь. Ей показалось, что бородач еще на подходе сунул перед собой кулаком, но рука гиганта вдруг повисла мокрой тряпкой, а лысенький «кандидат» не успел остановиться и с разбегу ткнулся в татуированную грудь. Подбежала «тройка», но было поздно: бородач навзничь лежал на полу, а «кандидат» бессмысленно топтался над противником, даже не пытаясь ничего делать.
Врач встала и начала пробираться к выходу, слыша, как затихает хохот за ее спиной.
У самых дверей ее толкнули.
– Извините, – со странной озлобленностью буркнул дядька в белом халате, один из двоих, что тащили носилки; и процессия свернула в служебный проход, едва не сбив с ног причитавшую шепотом уборщицу.
Прежде чем они скрылись в темноте, Зульфия Разимовна успела увидеть: у человека на носилках нет лица. Гладкий лиловый пузырь, больше всего похожий на волдырь после ожога, обрамленный нелепой бородой. Нет, померещилось: конечно, у бородача было лицо, обычное человеческое лицо – просто цветная метель прожекторов и дежурная лампочка над боковой дверью, мимолетно скрестив лучи на пострадавшем бойце, зло подшутили над доктором Ивановой.
Очень зло.
Назавтра, в утренней газете, она прочитала заявление своего приятеля, заведующего нейрохирургическим отделением.
«Его убили прямо на татами, а в больницу привезли уже умирать. У пострадавшего наступила кома 3-й степени. Компьютерная томография показала, что произошло кровоизлияние в ствол головного мозга, массивное кровоизлияние в субарахноидальное пространство и отек белого вещества. Еще там, в зале, оперативное вмешательство было бесполезным. Он был обречен».
И тогда Зульфия Разимовна позвонила Лене.
Дмитрий
– Понимаете, все-таки в этом есть и моя вина. – Госпожа Иванова нервно комкает в пальцах белоснежный платок с вышивкой по краю. – Я должна была настоять, чтобы его не допустили к турниру! Но… я ведь опасалась за него самого – а не за того, с кем ему придется драться! И теперь, если начнется разбирательство… меня могут обвинить в недобросовестности, что я пропустила… Вот я и позвонила Лене. Он говорил, что раньше и сам был судьей, а ваш соавтор…
– Зульфия Разимовна, успокойтесь. – Ленчик осторожно трогает хозяйку за локоть, и та послушно умолкает. – Вашей вины в гибели американца нет. Мы, конечно, проконсультируемся с Олегом Семеновичем, – при посторонних Ленчик всегда называет Олега на «вы» и по имени-отчеству, – но любой специалист подтвердит вам…
15 
