Последние отзывы

  99  

Что вызывает во мне чувство отторжения?.. Во мне, в Димыче и Ленчике, в Большом Боссе и бригадире Калмыке?.. От чего мы брезгливо воротим нос?!

«Это не просто… это не просто… и это тоже не просто…» Вот оно! Мы слишком хорошо знаем, до чего же оно не просто на самом деле! Нет секретных движений 3000-летней давности, равно как и нет секретов мастерства и психологии, скрытых от новичка вредными наставниками (а хочется, ах как хочется, чтоб были секреты, секреты древние и оттого вдвое привлекательные; и уж совсем грезится, как их раскрывают тебе и только тебе!). Мы не верим, а знаем, поскольку проверили это на собственной шкуре, проверили по-разному, с разным результатом… но итог один.

Секретов нет, есть работа.

Ежедневная, спокойная, неторопливая.

Тяжелая.

Для одних она так и остается работой, для других превращается в образ жизни, как любое ремесло превращается иногда в искусство, реже, чем хотелось бы, но превращается… или не превращается, что сейчас не важно.

Монах, княгиня Ольга – вы ведь так и не узнали, продолжая верить! Ремесло, искусство… для вас оно оставалось сказкой, вожделенной легендой, где вам хотелось бы жить! Вы искали секретов и тайн, вы искали волшебную палочку – взмахнула фея-крестная, и оборотился добрый молодец ясным соколом, а крыса – кучером… Вы хотели быстро, и оттого получалось медленно; вы хотели сразу, и оттого постоянно откладывалось; вы хотели найти, но искали не там. Я прав?

Ты прав, бормочет несчастный призрак, купаясь в шелесте дождя. Ты прав, потому что когда-то сам был таким; ты прав, потому что не придумываешь, а вспоминаешь.

Да, Володька.

Я сам был таким; я был, а ты остался.

Остался во мне.

Есть многое на свете, друг Горацио: графоман становится модным писателем, восторгая собой сотни тысяч, наркоман становится символом просветления, увлекая в пропасть доверчивых… Однажды в Лхасе, на собрании крупнейших буддистов-вероучителей, ребром встал вопрос: можно ли наркотик считать путем к просветлению? Ведь кайф и Сатори так похожи!.. Спор длился не один день. Ответ был таков: «Нет, ибо наркотик не влечет за собой развития личности; достижение иллюзорной цели не есть Путь». Вот он, наркотик, передо мной: «…почитатели ТВМ рассказывают о тех крутых переменах, которые внесла в их жизнь…»

Продолжим.

«…О потрясающем случае в Новосибирске, где семнадцатилетняя девушка избежала насилия семи (!) парней, предварительно переломав руки и ребра двоим из них. О не менее потрясающем случае в Ростове-на-Дону, где сорокапятилетний больной мужчина практически изувечил двух грабителей, которые, угрожая оружием, пытались отнять у него автомобиль „Жигули-2104“. Есть и печальные вести. Арестован человек, который обвиняется в двойном убийстве. Напоминаем еще раз о необходимости тщательной юридической консультации о пределах необходимой самообороны…»

Что вызывает во мне чувство отторжения?.. Во мне, в Димыче и Ленчике, в Большом Боссе и бригадире Калмыке?.. В нас, людях совершенно разных, с разными целями и взглядами, с разной биографией; от чего мы, разные люди, одинаково морщимся?!

«…О потрясающем случае… о не менее потрясающем случае… переломав руки и ребра… практически изувечив…»

Мы не верим. И потрясающие случаи нас не потрясают. Полагаю, Большой Босс видел сломанные руки-ребра-челюсти чаще меня (я вовремя соскочил), а Ленчик с его опытом – чаще Большого Босса, да и вокзальный бригадир тоже, думаю, насмотрелся… Но это не ассоциируется для нас со словами «потрясающий случай». У нас есть другие слова, гораздо менее привлекательные. Перечислять не стоит. Хруст ломающейся кости не звучит в наших ушах «музыкою прекрасной» – обыденность или несчастье, беда или рабочая рутина, но потрясением тут и не пахнет; особенно потрясением с оттенком эстетического наслаждения.

Удовольствие для бедных.

Вот поэтому мы и не верим.

Монах, княгиня Ольга – вы ведь так и продолжали верить, умиляться и потрясаться, ибо никогда раньше не ломали руки-ребра-челюсти ни себе, ни другим?! Для вас это отнюдь не было несчастьем, не стало обыденностью, не превратилось в рутину; для вас это продолжало оставаться волшебной сказкой, манящим миражем… так дети восторгаются «киношкой» с десятками трупов и играют потом в «крепкого орешка», даже не подозревая, что в реальности на каждый орешек есть свой Щелкунчик. Пиф-паф, ой-ой-ой, умирает зайчик мой; но на похоронах бабушки те же дети становятся иногда молчаливы и серьезны, видя смерть вплотную, рядом, боясь поцеловать холодный лоб… впрочем, завтра с утра во дворе опять начинается: «Падай! Ну падай, я тебя убил!»

  99