23 
– Сколько именно? – прервал он.
– Мм… – я задумался. – Сказать вам честно, я никогда их не считал.
Секундочку.
– Эй, Джордж, – крикнул я в том направлении, где в тени паруса дремал выдающийся главный биолог Земли. – Сколько лап у боадила? Он встал, слегка потянулся и подошел к нам.
– Боадилы, – пробормотал он, задумчиво ковыряя пальцем в ухе – будто роясь во внутренней картотеке. – Они определенно из класса рептилий – в этом мы уверены. Но вот относятся ли они к отряду крокодилов, подотряду себя самих, или же к отряду сквамат, подотряду лацертилий, семейству неопод, на чем не вполне серьезно настаивает мой коллега с Талера, – тут определенного мнения нет. Мне они чем-то напоминают выполненные до Трех Дней предположительные изображения мезозойского фитозавра – плюс еще бесчисленные лапки и повадки боа-констриктора. Так что сам я склонен относить боадила к отряду крокодилов.
Он оперся о бортик и уставился вниз, на поблескивающую воду.
Я понял, что он не собирается продолжать, поэтому повторил вопрос.
– Так сколько же у него лап?
– Что? Лап? Никогда их не считал. Однако, если нам повезет, то такая возможность представится. В этих местах их полно. У меня был один молодой, но он протянул недолго.
– А что с ним случилось? – спросил Миштиго.
– Его сожрал мой мегадоноплат.
– Мегадоноплат?
– Что-то вроде утконоса с зубами, – объяснил я, – и ростом около десяти футов. Только представьте себе. Насколько нам известно, их встречали всего три-четыре раза. В Австралии. Нашего мы заполучили по счастливой случайности. Вероятно, как вид они не выживут – я имею в виду так, как боадилы. Эти мегадоноплаты – яйцекладущие млекопитающие, и их яйца слишком велики, чтобы такой вид – если это действительно вид – смог выжить в нашем голодном мире. Но, может быть, это всего лишь отдельные мутировавшие особи.
– Может быть, – согласился Джордж, умудренно кивая, – но может быть, и нет.
Миштиго, покачав головой, отвернулся.
Хасан наполовину распаковал своего робота-голема и теперь развлекался его настройкой. Эллен наконец бросила краситься и лежала на солнце, равномерно поджариваясь. Рыжая и Дос Сантос на другом конце фелуки плели очередной заговор; эти двое никогда не встречались просто так, они вечно что-то замышляли. Наша фелука медленно продвигалась по тому ослепительному водному пути, что прокладывает себе река вдоль величественных серых колоннад Луксора, и я решил, что пора направить ее к берегу и взглянуть, что новенького среди гробниц и разрушенных храмов.
Следующие шесть дней были одновременно ничем не примечательными и незабываемыми, наполненными чрезвычайной активностью и, можно сказать, уродливо-прекрасными – таким может быть цветок с нетронутыми лепестками и темным пятном гнили в середине. Вот так…
Миштиго, должно быть, проинтервьюировал каждый каменный столб вдоль четырех миль знаменитой дороги в Карнак. И при дневном свете, и ночью при свете фонарика мы лазали по руинам, пугая летучих мышей, крыс, змей и насекомых, а веганец монотонно бормотал в диктофон заметки на своем монотонном языке. По ночам мы становились лагерем в песках, монтировали по периметру двести метров электропровода и выставляли двух часовых. Боадил – холоднокровное животное; ночью температура опускалась, так что опасность, грозившая нам извне, была не слишком велика.
По ночам лагерь освещался огромными кострами, поскольку веганец хотел, чтобы условия были первобытными, – должно быть, для создания нужной атмосферы. Наши скиммеры остались южнее. Мы долетели на них до места, которое я знал, и оставили их там под охраной Управления, а сами наняли фелуку для задуманной экскурсии – мы должны были проплыть из Карнака в Луксор параллельно пути Божественного Царя. Так захотел Миштиго. По ночам Хасан либо практиковался в обращении с ассегаем, который он выменял у одного здоровенного нубийца, либо, голый по пояс, часами боролся со своим неутомимым големом.
Голем был достойным противником. Хасан установил его на силу, вдвое превышающую силу среднестатистического человека, и на пятьдесят процентов увеличил скорость реакции. Память голема хранила сотни борцовских захватов; блок управления теоретически должен был не допустить, чтобы голем убил или покалечил своего противника – все это за счет чувствительных хемоэлектрических нервоаналогов, позволяющих с точностью до унции определить величину усилия, необходимого, чтобы сломать кость или порвать связку. Голем был ростом примерно пять с половиной футов и весил около двухсот пятидесяти фунтов; изготовленный на Бакабе, он стоил очень дорого. Он был воскового цвета, с карикатурными чертами лица, а мозги у него помещались где-то пониже того места, где был бы пупок – если бы у големов были пупки, – чтобы уберечь его мыслительную начинку от приемов классической борьбы. Несмотря на все это, несчастные случаи возможны.
23 
