Последние отзывы

  65  

Я отнес цветы на кладбище и немного побыл там. Потом отправился домой к Язону и починил дверь с помощью найденных в сарае инструментов.

Обнаружив там бутылку вина, всю ее выпил. Выкурил сигару. Сварил и выпил целый кофейник кофе.

Я по-прежнему пребывал в подавленном состоянии. Я не понимал, что происходит. Джордж был в курсе болезни веганца; он сказал, что у Миштиго налицо несомненные симптомы нервного заболевания, неизлечимого и безусловно смертельного.

И тут даже Хасана ни в чем нельзя было обвинить. «Этиология неизвестна» – таков был диагноз Джорджа.

Поэтому все планы изменились.

Джордж знал о болезни Миштиго с самого его приезда. Что навело его на эту мысль?

Фил попросил его обследовать веганца на предмет выявления признаков смертельного заболевания.

Почему?

Ну, он не объяснил почему, а я в тот момент не мог пойти и спросить.

Это была задача.

Миштиго либо выполнил свою работу, либо не имел достаточно времени для ее завершения. Он сказал, что закончил все дела. Если это не так, то я всю дорогу безо всякого смысла защищал покойника. Если же работа действительно выполнена, то мне нужно было узнать ее результаты, чтобы быстро принять решение касательно оставшегося кусочка его жизни.

Обед ничего не прояснил. Миштиго говорил обо всем, что приходило ему в голову, и либо игнорировал наши вопросы, либо уклонялся от ответа.

Наконец, после кофе мы с Рыжей вышли выкурить по сигарете.

– Что случилось? – спросила она.

– Не знаю. Думал, может, вы знаете.

– Нет. И что теперь?

– Это вы мне скажите.

– Убить его?

– Может быть, и так. Но сперва – почему?

– Он кончил свою работу.

– Какую? Что это была за работа?

– Откуда мне знать?

– О черт! Мне нужно знать! Я хочу знать, почему я убиваю. Такая у меня забавная привычка.

– Забавная? Да, очень. Это же очевидно, не так ли? Веганцы снова хотят скупить Землю. А он возвращается, чтобы привезти им отчет об интересующих их местах.

– Тогда почему он не объездил все эти места? Зачем прерывать поездку после Египта и Греции? Пески, скалы, джунгли и отборные чудовища – вот все, что он видел. Вряд ли это заслуживает одобрительного отзыва.

– Значит, его все это достало – вот почему он уезжает. Ему еще повезло, что остался в живых. А мог бы быть съеден боадилом или куретами.

Так что он просто бежит.

– Отлично. Тогда дадим ему сбежать. Пусть он напишет плохой отзыв.

– Он не может. Если они всерьез хотят покупать, они не ограничатся таким беглым осмотром. Просто пришлют кого-нибудь другого – покрепче – чтобы закончить работу. Если мы убьем Миштиго, они поймут, что мы по-прежнему существуем, протестуем, твердо стоим на своем.

– …И он не боится за свою жизнь, – пробормотал я.

– Нет? Ну и что из этого?

– Не знаю. Но хочу выяснить.

– Каким образом?

– Думаю, что просто спрошу его.

– Вы лунатик, – и она повернулась уходить.

– Делайте, как я говорю, или не делайте вовсе.

– Тогда все равно, что делать. Это уже неважно. Мы проиграли.

Я взял ее за плечи и поцеловал в шею.

– Еще нет. Вот увидите.

Она стояла, вся сжавшись.

– Возвращайтесь домой, – сказала она. – Скоро ночь.

Я так и поступил, пошел обратно, в большой старый дом Якова Коронеса, где остановились мы с Миштиго, и Фил.

Я постоял в той комнате, где Фил уснул последним сном. На письменном столе по-прежнему лежал «Прометей Раскованный», рядом стояла пустая бутылка. Он говорил о своей близкой смерти, когда связался со мной по радио в Египте; он перенес сердечный приступ, через многое прошел. По всему выходило, что он должен был оставить старому другу письмо по такому важному поводу.

Поэтому я открыл бесполезный эпос Перси Биши Шелли и заглянул внутрь.

Оно было написано на чистых страницах в конце книги, написано по-гречески. Не на современном греческом, а на классическом языке.

Примерно так:

  65