— Все зависит от многих причин — но, как правило, это излечимо. Я как раз тороплюсь помочь ему.
— Именно поэтому вы пропустили приветствие рассвета?
Глаза Ларика сузились от негодования. Он был явно уязвлен осведомленностью Маусглова.
— Я не собирался лишать его этого, — сказал он, — но, возможно, ты прав, традиции нужно соблюдать до конца.
Он вернулся назад к тому месту, где стояли остальные и начал готовиться к заключительной процедуре ритуала.
— Поль! Ты, по крайней мере, понимаешь меня? — спросил Маусглов.
Ларик обернулся.
— Я уверен, что да, — сказал он. — Но по ритуалу он не имеет права ни к кому обращаться, пока не кончится обряд. Ты сможешь услышать его ответ через несколько минут.
Он повел Поля к площадке, что-то тихо и быстро говоря ему на ухо. Маусглов огляделся по сторонам. Спустя некоторое время, он увидел как Поль поднял вверх руки и повернулся лицом к встающему солнцу. Как только Поль начал бормотать приветствие, Ларик немного отошел от него. Маусглов внимательно следил за ними, спрятав под плащ руки.
Закончив сокращенный гимн солнцу, он повернулся.
— Все может быть не столь уж серьезно, — произнес наконец Поль, — но сейчас я должен на какое-то время уйти вместе с Лариком, иначе я могу упустить все шансы на успех.
— И как долго?
— Я не знаю. Я пробуду столько, сколько потребуется.
— Возможно неделю, другую, — вставил Ларик, — иногда даже дольше.
— Куда ты ведешь его? Я пойду с вами.
— Я не хочу говорить тебе, пока не проконсультируюсь с экспертами. Возможно его вылечат здесь. А может быть придется увезти в другое место.
— Куда?
— Это будет видно после консультации.
— Поль, — сказал Маусглов, — ты уверен, что это то, что в действительности ты хочешь?
— Да, — ответил Поль.
— Прекрасно. Пошли и выясним все до конца. Если все будет происходить здесь, я подожду. А если где-нибудь в другом месте, я поеду с тобой.
— Этого не нужно, — ответил Поль и отвернулся, — я больше не нуждаюсь в тебе.
— Тем не менее…
— Ты будешь обузой, — закричал Ларик и вскинул вверх руку.
Маусглов двинулся за ними, но без прежней проворности. Члены его тела вдруг лишились своей чувствительности и силы. Он упал, его рука, все еще сжимающая рукоять пистолета, безвольно обмякла.
Еще не придя в себя окончательно, Маусглов услышал едва уловимый, постоянно прерывающийся шаркающий звук. Когда, наконец, он открыл глаза, его взор тупо уперся в маленький серый холм, поросший мхом, и россыпи гравия. Он заметил, что день уже в разгаре.
Он медленно пошевелил левой рукой и пододвинул ее ближе к плечу, опершись ладонью о землю. Он еще долго пролежал в такой позе, в конце концов он почувствовал холод камня. Вновь раздалось шарканье, он слегка приподнял голову, в тот же миг его шею пронзила острая боль. С огромным трудом он пододвинул вторую руку, немного отдохнув, приподнял свое отяжелевшее безвольное тело, затем упираясь ногами, попытался сесть. С третьей попытки ему удалось занять сидящее положение, но он еще долго раскачивался, превозмогая боль и головокружение. Обретя устойчивость, он огляделся и увидел ту площадку, где стояли Поль и Ларик. События сегодняшнего утра понемногу оживали в его памяти. Он повернулся к востоку. Положение солнца подсказало ему, что он провалялся больше часа. Он еще раз прокрутил в памяти события утра, пытаясь отыскать какую-нибудь зацепку или отгадку того, что могло произойти внутри горы, и что нужно делать. Он решил, что следующий раз при споре с колдунами будет держать наготове пистолет со взведенным курком и направленным прямо на оппонента.
Из глубины горы опять донесся слабый звук, он перешел в звук быстрых шагов и опять смолк. Маусглов согнул колено и со всей силой толкнул размякшее тело. Он медленно поднялся, в тот же момент он вновь уловил шарканье шагов, теперь возле самого выхода. Он поднял пистолет и прицелился, взведенный курок с готовностью клацнул.
Шаги приближались. Спустя секунду в проеме показался маленький, огненно-рыжий человечек. Он был одет в грязно белый саван. Человечек оперся спиной о скалу, его глаза безумно бегали, голова тряслась. Его взгляд скользнул по Маусглову даже не задержавшись. Цвет его лица был мертвенно бледным. Он дергался и раскачивался, словно припадочный.
Маусглов долго и внимательно наблюдал за ним, прежде чем решился заговорить.