Особенно,... 
76 
Они прислонили дорожные мешки к стволу могучего дуба, все еще влажного от утренней росы, и сделали привал. Утренняя дымка, молочной белизной окутавшая все пространство, доживала последние мгновения. Поднимающееся из-за склона горы солнце вступало в законные права и уже объявило о себе ярким румянцем зари. Откуда-то сверху слышались первые пробные аккорды птичьих трелей.
— К вечеру ты сможешь уже выйти на равнину, — сказал Поль, глядя на встающее солнце. — Ты на несколько дней раньше преодолеешь горы. А у меня будет лишь короткий переход по поляне, затем снова бесконечное карабканье по горам. Ты уже будешь греться на берегу и наслаждаться легким морским бризом, а мне — дураку брести и брести. Ладно, удачи тебе и еще раз спасибо…
— Побереги слова, — ответил Маусглов, — я иду с тобой.
— На Балкин?
— Все равно.
— Но почему?
— Я очень любопытный. Мне не терпится узнать, чем все это кончится.
— Естественно, хорошо.
— Ты сам не веришь в это, иначе бы не пошел. Идем! Не пытайся отговорить меня. Возможно тебе повезет.
Маусглов закинул мешок за спину и заспешил влево. Вскоре Поль нагнал его. Солнце наконец показалось из-за могучих горных хребтов, и день распахнул свои объятия. Впереди них весело заскакали тени.
* * *
На ночь они расположились на подстилке из сосновых веток. Полю приснился странный сон, такие сны никогда раньше не посещали его. Все смешалось в единый клубок. Ясность и сознательность переплелись с прошлыми событиями и, словно кривое внутреннее зрение, исказили реальность. Во сне чувствовалось зловещее предзнаменование. Но это предчувствие угрозы было облечено в форму злой шутки.
Семь бледных огоньков в медленном танце кружили над его головой, призывно маня, они взывали к его душе, приглашали присоединиться к ним. Он медленно покинул свое тело и бледной бестелесной тенью встал рядом с ним. Огоньки блеснули и покинули землю. Он последовал за ними к верхушкам деревьев и дальше, выше. Они вели его к северу, все выше и выше скользя к облакам, манящим своей белизной. Внизу словно детские песчаные замки, виднелись горы. Но вот и они скрылись из виду. Вокруг него завывали ветры, мимо проносились черные тени. Он мчался все быстрее, все, что окружало его, словно темная рябь, летело в обратном направлении. Шум ветра превратился в оглушающий рев, хотя он не чувствовал ни холода, ни силы его порывов.
Наконец перед ним замаячил огромный черный силуэт. Он напоминал большую гору, то здесь, то там украшенную блестящими огоньками; высокие стены, узорчатые башни. Во всем чувствовалась мощь и неприступность. Это был замок, не меньше Рондовала, только процветающий, не запущенный.
Странный полусон-полуявь на мгновение прервался, он замерз, прохлада ночи напомнила ему о реальности своим холодным дыханием. Он стоял перед массивной двухстворчатой дверью, обитой железом, и запертой на тяжелые засовы и замки. На железе была вычеканена огромная змея, ее тело было пробито гвоздями. Над дверями было подвешено чучело большой серой птицы. Он не знал, где находится, но все ему казалось до боли знакомым — будто он уже бывал здесь в своих снах, но забыл. Он едва заметно качнулся вперед и тут же почувствовал легкое дуновение, словно Ворота окружала невидимая аура, реагирующая на малейшие его движения.
Как по мановению волшебной палочки в обеих руках его зажглись огни. Факелы горели сами по себе, без источника. Им овладело непреодолимое желание войти внутрь, но он не знал, как открыть загадочные Ворота. Двери выглядели массивными и неприступными…
Он проснулся, одолеваемый холодом и волнением. Подбросив на подстилку еще веток и поплотнее укутавшись плащом, он снова лег. Утром он хорошо помнил сон, но не стал рассказывать о нем. Следующей ночью он снова вернулся к нему…
Он опять стоял перед неприступными Воротами; забытые ощущения путешествия до Ворот вновь наполнили его, пополнившись некоторыми новыми впечатлениями. Теперь он стоял, высоко подняв руки и чертя древнее заклинание, открывающее калитки. Они, нехотя, повиновались. Дверцы дернулись и со скрипом чуть-чуть разошлись. Холод дохнул ему в лицо. Он двинулся в открывающееся пространство…
Каждую ночь на протяжении первой недели пути он возвращался в свой сон, идя дальше и дальше. Огоньки больше сопровождали его, оставшись за Воротами. В полном одиночестве он бродил по чужой местности — серой и бронзовой, черной и коричневой — погруженной во мрак, черное небо тяжелым пологом нависало над головой. Лишь редкие красные всполохи указывали на то, где должен быть восток. Это было царство камня и теней, песка и тьмы, холодных, пронизывающих ветров, внезапных огней и скуки. Все, что окружало его, вяло вползало в его память, откликаясь равнодушными воспоминаниями. Это было царство зловещего, все чувствующего света, темных пещер и разрушенных статуй чудовищ и масок. Где-то в глубине, маленькая частичка его души горько жалела его, остальная часть его духа наслаждалась…
76 
