Последние отзывы

  108  

– За что?

– За высадку на Малой Туле. Подробности вам знать ни к чему.

Коммуникатор булькнул по-птичьи. В микро-сфере появилось лицо – не черное, а темно-абрикосовое. Узкий нос с плоской переносицей, шрамы на щеках, белки глаз залиты желтизной. В отличие от гориллы-профессора, абонент напоминал ящерицу. Специалист-антрополог отметил бы, что Мваунгве – чистокровный нголо с Китты, а человек в сфере – овакуруа с Мондонга.

Экстренный вызов: заместитель главврача, куратор хосписа «Лагуна», владел кодами срочного доступа.

– Абуэло нганга! – ящерица назвала гориллу не по имени, а по ученой степени. – Я подготовил все необходимые материалы по Красавчику. Сегодня надо дать ответ…

– Позже! – рявкнул Мваунгве. – Я занят!

Лицо в сфере моргнуло и исчезло.

– Вы говорили о малом триумфе, баас Гракх? – как ни в чем не бывало, напомнил профессор.

– Да. Даю запись.

На свободном участке столешницы, сменив изображение пациентки, возник фрагмент городской площади. По ней колоннами маршировали гвардейцы в парадной форме десантников. Темно-синие брюки, белые кителя, тяжелые «Пульсары» в открытых кобурах. Береты набекрень, золоченые шнуры горят на солнце. Ордена, медали, знаки отличия – «За благородство помыслов», «Ветеран гвардии», «За заслуги в обеспечении национальной безопасности»…

В центре двигался открытый мобиль, где стоял во весь рост бравый легат. Бритую наголо голову вместо фуражки украшал венок из лавра. На заднем сиденьи разместился человек в цивильном костюме, серый и неприметный. Привстав, он что-то шептал триумфатору в ухо.

– Стойте!!!

Вопля не услышал никто. Ехал мобиль, стоял легат, десантура «рубила шаг». Профессор Мваунгве и Антоний Гракх следили за записью триумфа. Но над происходящим, запихивая его в «волшебный ящик», как повариха толкает в кадушку сбежавшее тесто, взмыл Лючано Борготта по прозвищу Тарталья – вспоминая себя, обретая личность.

Это стоило колоссального труда.

Если поначалу он сохранял волю, путешествуя во времени и пространстве, достраивая события на основе действий знакомых людей, то в последних случаях он терялся, словно ребенок – в дремучем лесу. Позже, возвращаясь в реальность, он помнил все до мельчайших подробностей. Но сам момент поиска…

Как огрызок флуктуации растворялся в нем, становясь верной, услужливой частью единого целого, так и Тарталья растворялся в эпизодах прошлого – чужое делалось своим! – без остатка.

Капля в волнах, лист в кроне.

Ситуация пугала бы, не будь она такой естественной. Нельзя ужаснуться, обнаружив, что ты дышишь, ходишь, жуешь ломтик сыра… Но Лючано хотел наблюдать за триумфом Гая лично – зритель с именем и биографией, ровня горилле-профессору и шефу охраны. Он не знал, откуда возникло это властное желание. И знать не хотел.

Управлять «волшебным ящиком» вручную оказалось гораздо труднее, чем, растворенному, плыть по течению.

– А теперь продолжим…

Парад сместился, частью уходя за край изображения. Возникли трибуны на поплавках-антигравах. На главной трибуне в окружении сенаторов стоял наместник Тит Макций Руф с дочерью. Юлия внимательно следила за триумфом. В ее позе крылось знакомое напряжение. Оскал хищника, белая, как снег, кожа; черные волосы разметались по плечам. Глаза помпилианки впились в легата, вознесенного ритмом марширующих колонн.

Точно так же, два года спустя, она будет смотреть на пророка Хосенидеса, реющего над толпой фанатиков.

Соперник посягнул на добычу пантеры!

Оператор дал крупный план: рука со скрюченными пальцами (на безымянном – кольцо с рубином) протянулась к мобилю триумфатора. Человек на заднем сиденьи вдруг перестал шептать, схватил легата за горло и впился ему в ухо зубами. Лавровый венок свалился под ноги гвардейцам. Спустя миг туда же полетел и обезумевший шептун.

Багровый, гневный Тумидус склонился к пульту управления мобилем. Автодрайвер отключился, машину несло боком. Колонны сбились с шага. Гвардия без видимых причин превращалась в толпу. Кое-кто из десантников пустился в пляс. Местами вспыхнули драки. Вокруг мобиля кружился хоровод, ничем не похожий на парад минутной давности.

А на трибуне царствовала фурия.

Центр сокрушительных вибраций.

Изображение дрогнуло, рассыпаясь на сотню невнятных фрагментов. Мелькнул, беззвучно отдавая приказы, наместник. Юлия стояла на коленях, истерически хохоча, и норовила поцеловать отца в бедро. Зеленые хламиды врачей окружилии ее, скрыв от посторонних взглядов. Порядок на площади быстро восстанавливался. Гвардия приходила в чувство, строилась, подчиняясь приказам офицеров. Минута – и триумф продолжился.

  108