– Едва ли успею, – мрачно отвечал Нехлюдов, стараясь сделать вид, что не заметил, как она покраснела.
Мисси сердито нахмурилась, пожала плечами и обратилась к элегантному офицеру, который подхватил у нее из рук порожнюю чашку и, цепляя саблей за кресла, мужественно перенес ее на другой стол.
– Вы должны тоже пожертвовать для приюта.
– Да я и не отказываюсь, но хочу приберечь всю свою щедрость до аллегри. Там я выкажу себя уже во всей силе.
– Ну, смотрите! – послышался явно притворно смеющийся голос.
Приемный день был блестящий, и Анна Игнатьевна была в восхищении.
– Мне Мика говорил, что вы заняты в тюрьмах. Я очень понимаю это, – говорила она Нехлюдову. – Мика (это был ее толстый муж, Масленников) может иметь другие недостатки, но вы знаете, как он добр. Все эти несчастные заключенные – его дети. Он иначе не смотрит на них. Il est d'une bonté…[31]
Она остановилась, не найдя слов, которые могли бы выразить bonté того ее мужа, по распоряжению которого секли людей, и тотчас же, улыбаясь, обратилась к входившей старой сморщенной старухе в лиловых бантах.
Поговорив, сколько нужно было, и так бессодержательно, как тоже нужно было, для того чтобы не нарушить приличия, Нехлюдов встал и подошел к Масленникову.
– Так, пожалуйста, можешь ты меня выслушать?
– Ах, да! Ну, что же? Пойдем сюда.
Они вошли в маленький японский кабинетик и сели у окна.
LVIII
– Ну-с, je suis à vous.[32] Хочешь курить? Только постой, как бы нам тут не напортить, – сказал он и принес пепельницу. – Ну-с?
– У меня к тебе два дела.
– Вот как.
Лицо Масленникова сделалось мрачно и уныло. Все следы того возбуждения собачки, у которой хозяин почесал за ушами, исчезли совершенно. Из гостиной доносились голоса. Один женский говорил: «Jamais, jamais je ne croirais»,[33] а другой, с другого конца, мужской, что-то рассказывал, все повторяя: «La comtesse Voronzoff и Victor Apraksine».[34] С третьей стороны слышался только гул голосов и смех. Масленников прислушивался к тому, что происходило в гостиной, слушал и Нехлюдова.
– Я опять о той же женщине, – сказал Нехлюдов.
– Да, невинно осужденная. Знаю, знаю.
– Я просил бы перевести ее в служанки в больницу. Мне говорили, что это можно сделать.
Масленников сжал губы и задумался.
– Едва ли можно, – сказал он. – Впрочем, я посоветуюсь и завтра телеграфирую тебе.
– Мне говорили, что там много больных и нужны помощницы.
– Ну да, ну да. Так, во всяком случае, дам тебе знать.
– Пожалуйста, – сказал Нехлюдов.
Из гостиной раздался общий и даже натуральный смех.
– Это все Викто€р, – сказал Масленников, улыбаясь, – он удивительно остер, когда в ударе.
– А еще, – сказал Нехлюдов, – сейчас в остроге сидят сто тридцать человек только за то, что у них просрочены паспорта. Их держат месяц здесь.
И он рассказал причины, по которым их держат.
– Как же ты узнал про это? – спросил Масленников, и на лице его вдруг выразилось беспокойство и недовольство.
– Я ходил к подсудимому, и меня в коридоре обступили эти люди и просили…
– К какому подсудимому ты ходил?
– Крестьянин, который невинно обвиняется и к которому я пригласил защитника. Но не в этом дело. Неужели эти люди, ни в чем не виноватые, содержатся в тюрьме только за то, что у них просрочены паспорты и…
– Это дело прокурора, – с досадой перебил Масленников Нехлюдова. – Вот ты говоришь: суд скорый и правый. Обязанность товарища прокурора – посещать острог и узнавать, законно ли содержатся заключенные. Они ничего не делают: играют в винт.
– Так ты ничего не можешь сделать? – мрачно сказал Нехлюдов, вспоминая слова адвоката о том, что губернатор будет сваливать на прокурора.
– Нет, я сделаю. Я справлюсь сейчас.
– Для нее же хуже. C’est un souffre-douleur,[35] – слышался из гостиной голос женщины, очевидно совершенно равнодушной к тому, что она говорила.
– Тем лучше, я и эту возьму, – слышался с другой стороны игривый голос мужчины и игривый смех женщины, что-то не дававшей ему.
– Нет, нет, ни за что, – говорил женский голос.
– Так вот, я сделаю все, – повторил Масленников, туша папироску своей белой рукой с бирюзовым перстнем, – а теперь пойдем к дамам.
– Да, еще вот что, – сказал Нехлюдов, не входя в гостиную и останавливаясь у двери. – Мне говорили, что вчера в тюрьме наказывали телесно людей. Правда ли это?
Масленников покраснел.
31
Он так добр… (фр.)
32
я к твоим услугам (фр.).
33
Никогда, никогда не поверю (фр.).
34
Графиня Воронцова и Виктор Апраксин (фр.).
35
Это страдалица (фр.).