Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... 
130 
ЭТОТ бой он не имел права проиграть.
Паук скачком придвинулся вплотную, зазубрины жвал скрежетнули перед самым лицом Гангеи, регент нашарил на поясе рукоять меча — и внезапно осознал, что до сих пор сжимает в кулаке золотую ракушку.
Избавиться от предательского дара! Немедленно!
Но в следующий миг жвалы мертвой хваткой вцепились в руку, не давая выбросить талисман. Выхватив меч левой, Гангея вслепую нанес удар, хлынула зловонная жижа, грозя затопить с головой, лишить дыхания, — и перед меркнущим взором возникло видение.
Трезубец. И откуда-то из мглы грозно замычал белый бык, поддев тьму на рога.
Три лезвия со скрипом вонзились в тело паука, чудовище задергалось, уменьшаясь на глазах, словно из него выпустили воздух, — и Гангея, выдернув руку из ослабевших жвал, с размаху швырнул талисман в пустоту.
Внутренняя реальность, в которой он пребывал, подернулась зыбью, начала распадаться гнилыми клочьями — и сквозь прорехи на Грозного устремились огненные сполохи «Южных Агнцев». Нападение Рамы просто обязано было увенчаться успехом, но грохот унесся прочь, пожирая сам себя, и вокруг стало оглушающе тихо.
Долг Кшатрия исчез? На время? Навсегда? Осознание реальности накатило слепящей морозной волной, и Гангея понял, что сейчас сделает.
Проигрывать надо достойно.
7
Лед уходил из-под ног, когда ты, спешившись, шел к своему гуру. Из могучего тела сквозь щели доспеха торчали обломанные древки стрел, предплечье левой руки, вместе с наручем, было рассечено метательным диском, на запястье чернели следы паучьих жвал, кровь струилась по ногам, донимало колотье в обожженном боку, тяжесть век казалась неподъемной, каждый шаг грозил стать последним — но ты, закусив губу, упрямо гнал себя навстречу учителю.
Грозный шел к Раме-с-Топором.
Когда-то раджа Шантану наделил сына Даром: по своему желанию выбрать день и час собственной смерти. «Спасибо, отец: я выбрал. Здесь и сейчас». Жизнь — наказание для подлеца, который осмелился поднять руку на собственного учителя. И добро бы просто руку! Лишь трезубец Разрушителя сумел покончить с освободившейся тварью, а ты, малыш, Гангея Грозный, сукин сын с целым ворохом правил для великого воина…
Ты проиграл себя. А значит, должен будешь склонить голову перед победителем и жениться на царевне Амбе, нарушив данный некогда обет.
Нет. И в этом коротком слове заключается вся свобода Вселенной.
Ты не нарушишь обета. Ты просто подойдешь к учителю, даже если последние шаги сделает мертвец, ты вслух признаешь себя побежденным — а после этого ПОПРОСИШЬ Раму убить тебя.
И учитель не сможет отказать.
Боги и гандхарвы, киннары и якши, святые подвижники и царевна Амба затаили дыхание, наблюдая за тем, как регент Хастинапура, оставляя на льду кровавый след, подходит к неподвижному Раме, припадает к босым ногам аскета…
Ученик ничего не успел сказать гуру.
— Победить самого себя — что может быть трудней? — тихо произнес Рама, при всех говоря для двоих. — Когда-нибудь ты поймешь это, малыш…
Грозный застыл на коленях, изумленно глядя снизу вверх в лицо своему учителю.
И впервые заметил: о Небо, как же он постарел!
— Слушайте все! — голос подвижника эхом раскатился под сводами Безначалья. — Я, Рама, сын Пламенного Джамада, стоя под Свастикой Локапал, признаю себя побежденным в этом поединке!
И Рама торжественно обошел вокруг коленопреклоненного Гангеи — шаг за шагом, посолонь, чествуя победителя.
Грозный воспаленными глазами следил за чествованием и чувствовал себя глупым учеником, тщетно силящимся понять: за что учитель обижает его?!
Детская обида блестела в глазах израненного сорокалетнего воина, блестела и алмазами катилась на бороду и грудь.
За что, учитель?!
Небеса безмолвствовали. И Миродержцы недоуменно переглядывались друг с другом.
* * *
Боги один за другим покидали зрительские места, отправляясь в свои чертоги, исчезли колесницы обоих противников, вслепую, не разбирая дороги, побрел прочь совершенно потерянный Грозный, за господином-победителем спешил его возница, больше всего на свете боясь в одиночестве остаться здесь, вне жизни и смерти.
Рама молча кивнул в ответ на немой вопрос Ублюдка, разрешая удалиться и ему… После чего приблизился к тому месту, где мгновением раньше стояла колесница его удачливого ученика, наклонился и подобрал блеснувшую на льду золотую сережку.
130 
